Кстати, почти столько же, сколько ушло у меня на получение визы в американском посольстве. Бюрократия рулит! В общем, я была не против — милые, пиджачные, толстопузенькие бюрократы дали мне возможность подготовиться к переезду морально и избавиться от токсикоза. Теперь я чувствовала себя прекрасно, и донимал меня только живот. По идее он должен был расти, но вместо этого отчаянно чесался и скрывал от посторонних глаз нашего с Джеком малышика.

«Ты, балерина, и тут работаешь под прикрытием», — смеялся мой любимый мужчина, который, согласно визе, уже мог называться моим женихом. Но слово «жених» казалось мне смешным и к Джеку не подходило. «Мы поженимся только дома!» — настаивал он, а я не была против, главное — мы вместе.

Такси подъехало к одному из монументальных зданий, и Джек объявил громогласно:

— Вот мы и дома!

Я вылезла из салона и округлила глаза: ого, кажется, мы живём в офисном здании… Опять стекло-стекло — до самого неба. У дверей стоял швейцар! Самый настоящий, чернокожий, в сюртуке с позументами, фуражке и белых перчатках. Даже не знаю, что потрясло меня больше — то, что он бросился забирать у Джека наш багаж, или то, что стеклянные с позолотой двери вели не в какую-нибудь штаб-квартиру ООН, а в холл жилого дома. Отделанный мрамором и гранитом в вариациях кофе-с-молоком, с ресепшеном, кожаными пуфами и одним диваном. Через такой мешок картошки на балкон на зиму и проносить стыдно будет. Невольно вспомнился мой разрисованный неприличностями подъезд в Ростове, ободранный лифт с жвачкой на вентиляционной решётке и обалдевший взгляд Джека. Тут лифтов оказалось шесть, а жвачки ни одной, сплошь зеркала и полировка.

До этого момента у меня не было никаких шансов по достоинству оценить весь масштаб демократичности Джека, а она была, как выяснилось, безразмерной…

Лифт привёз нас прямо в квартиру, и обвешанный сумками Джек радостно бросился внутрь.

— Балерина, я так хотел показать тебе! Я дома! Мы дома! — и сделал широкий жест рукой, свободной от чемодана.

— Вау! — снова сказала я, потому что «нифига себе» на русском Джек бы не понял.

Две стены гостиной были сплошь покрыты панорамными окнами, за которыми убегало вдаль небо и верхушки других небоскрёбов. Перед ними не угловой, а скорее полукруглый невероятных размеров бежевый диван, кресло чёрное и кресло белое, чёрный журнальный столик, стеклянный по центру, ковёр бело-бежево-коричневый на весь пол.

Очень всё по-мужски. Без фусечек. Джек на несколько мгновений задержался взглядом на пустой стене между окнами и вздохнул. Наверное, по Пикассо, которого пришлось отдать бывшей жене. Но мой любимый мужчина тут же улыбнулся и ткнул пальцем в окно.

— Гудзон!

А потом, довольный моим поражённым видом, начал сбрасывать с себя куда попало поклажу. Я по русской привычке разулась у входа, поймала изумлённый взгляд швейцара с тележкой, доставившего наши чемоданы, словно в гостинице, и прошла в центр комнаты. По ходу обнаружила коридоры, убегающие в обе стороны.

— Сейчас я тебе буду показывать мой кондо, — сказал Джек, — всего двести квадратных метров!

— Ага… — оробела я, подумав не к месту, что мыть столько стёкол и пылесосить столько полов можно с понедельника по воскресенье, и в понедельник начинать по новой. А потом получить почётное звание миссис Мускул или отбросить копыта…

— А вон там, — показал куда-то мне за плечо Джек, — Рокфеллер-центр. Там, Эмпайр-стэйт-билдинг.

Он обнял меня за плечи и рассказывал-рассказывал-рассказывал. А я думала, что позавчера был за балконом пруд с лягушками, а сегодня Гудзон; что я люблю деревья и природу, а передо мной — «Адская кухня» Нью-Йорка. Я, конечно, не боюсь высоты, но мечтала строить семейный рай с любимым в уютном домике с садом, где бы через несколько месяцев учился ходить наш малышик. Однако перед моими глазами плыли облака, словно собирались постучать мне в окно.

Да, и вам здравствуйте. Теперь я тут поселилась.

* * *