– Так, к сожалению или к счастью, едят не только в кино. Моя тетушка, еще до революции, влюбилась в сына губернатора. Любовь, по ее уверению, была взаимной. Сын губернатора сделал ей предложение, но она отказала, сочтя, что ее манеры недостаточно хороши для губернаторского общества.

– А я, – усмехнулся Андрей, – слышал это от другой тетушки, но она говорила, что ей сделал предложение сын прокурора.

– При чем тут прокурор?

– Прокурор всегда ни при чем. Это мы – при чем.

– А у нас на Севере, – вступает в разговор Дворкин, – закон – тайга, прокурор – медведь.

Маруся смотрит с улыбкой на Андрея:

– Значит, ваша тетушка влюбилась в медвежонка?

– Она не моя тетушка, она – общая тетушка.

– Как это – общая? – интересуется Маруся.

Андрей смотрит на нее из-под полуопущенных ресниц:

– А по-всякому, кто как захочет.

Маруся краснеет, в словах и взгляде этого человека с кривым носом что-то грязное и одновременно влекущее. Она встает:

– Пошли, дядя Петя.

– Девчонка, – кричит дядя Петя, – тащи расчет!

* * *

Капитанская каюта на самом большом буксирном пароходе, который носит имя вождя и именуется флагманом, отделана дубом и красным бархатом.

За столом капитан – пожилой человек с густыми бровями, начальник пароходства – моложавый, с округлым нерусским лицом, и двое, чем-то похожих своей безликостью, только один, как и первые двое, в мундире, а другой в штатском.

На столе коньяк, икра, крабы, осетрина, маслины.

– Ну, выпало тебе, Сергей Палыч, – говорит начальник пароходства, закусив маслинами. – А с другой стороны, сам посуди: что рыбаки, что заключенные – для нас особый контингент. И отвечать за него всем придется. Я уж не говорю про себя – всем! А потому и решили: в одном караване лихтер с рыбаками и спецбаржу пустить. Чтобы все внимание пароходства на вас было. Так что тебе в чем-то тяжелее, а в чем-то легче будет. Диспетчера зеленую улицу обеспечат, нигде стоять не будешь. Связь – круглосуточно. Чуть что – МВД рядом, на каждой пристани будут в полной готовности.

Человек в мундире наклоняет голову в знак согласия, а человек в штатском, откашлявшись, вдруг произносит тонким, не вяжущимся с представительной фигурой голоском:

– И помните, что комбинат «Норд» – сталинская стройка! Будьте бдительны! Кругом враги! Они могут оказаться в вашем самом близком окружении!

Трое мужчин выслушивают эту тираду с каменными лицами.

– Будь начеку, Сергей Палыч, – начальник пароходства встает из-за стола; он оказывается совсем небольшого роста, но в белом генеральском кителе выглядит внушительно. – Сам знаешь, какое сейчас время.

И капитан понимает, что генерал имеет в виду вовсе не войну в Корее.

– Да, – вспоминает вдруг генерал, – с врачом экспедиции все решилось?

– Оформили в последнюю минуту.

– Прибыл? Устроился?

– Прибыл, – с чуть заметной улыбкой рапортует капитан. – Устроился.

– Тогда – счастливого плавания!

В плавлавке на дебаркадере, где отпускают товары только речникам и только по заборным книжкам, Маруся с изумлением смотрит на полки, заставленные продуктами.

– Это все можно купить?

– Можно-можно. – Дворкин передает книжку продавщице и начинает диктовать: – Тридцать банок тушенки.

Продавщица записывает.

– Три мешка муки.

Женщина пишет.

– Ящик макарон. Ящик сливочного масла. Соленого. Ящик топленого. Сгущенки – она у вас какая?

– В трехлитровых.

– Одну. Нет, две.

Маруся близка к обмороку.

– Гречки – десять. Пшенки – пять. Риса – пять. Манки – три. Сахару – пятнадцать. Соли – пять…

– Берите больше, рыба соль любит.

– Пиши десять.

– Дядя Петя, – со страхом спрашивает Маруся, – а как мы это унесем?

– А у меня личный катер! У начальника пароходства «Служебный-один», а у меня «Служебный-два»!