Как Нина изменилась за два с половиной года! В ней всё еще было много девчоночьего, шкодливого, непослушного — она прятала Клима, как гимназистки прячут первую любовь от строгих родителей. Только у Матвея Львовича был не ремень наготове, а охранники с пистолетами.

Война не сломила Нину, но беспощадно пообломала: она настолько привыкла видеть недруга в каждом человеке, что не доверяла даже Софье Карловне:

— Ты ее не знаешь! — говорила она Климу. — Она нас с тобой никогда не любила.

Клима восхищала Нинина деловитость и стойкость, но настораживало ее внезапно проснувшееся жестокосердие: он слышал, чтó она говорила Матвею Львовичу — врагу не пожелаешь. Фомин любил ее, а Нина то и дело подчеркивала, что не расценивает его как мужчину, что Белое дело было проиграно из-за таких, как он, что в эмиграции его ничего хорошего не ждет, так что лучше сразу застрелиться. Матвей Львович подарил ей шелковый платок — видно, очень дорогой, — а она вытерла им разлившееся вино и бросила кухарке:

— Если отстирается, можете взять себе. — Она мстила Фомину за свой страх и зависимость.

Клим не сочувствовал Матвею Львовичу, но ему хотелось видеть Нину великодушной. Бессердечие и цинизм — закономерные следствия глубокой раны: Нина пропустила через себя смерть всех любимых людей. Пройдет много времени, прежде чем она вновь станет сама собой — и Климу придется иметь с этим дело. Как хочешь исхитрись, но она должна жить в мире, достатке и душевном тепле — только этим и поможешь.

Два с половиной года назад Клим тоже был другим: тщеславным, беззаботным нахалом, искренне уверенным в собственной исключительности.

Деньги были предлогом, а не причиной его возвращения в Россию. Отец думал, что его сын ни на что не способен, а вышло по-другому. Климу хотелось вернуться в родной город победителем: отметиться, поставить точку над «i»… Но победа не задалась.

Если война сделала из Нины циника, Клим превратился в стоика. Как там у Эпиктета?

Если нас пригласят к обеду, мы едим то, чем нас потчуют. В жизни между тем мы требуем от богов, чего они не могут нам дать, требуем, уже получив от них очень многое.

Несчастье — это либо чувство вины за прошлое, либо страх будущего. Человек опасается не нынешнего момента, а поджидающих его страданий, но он никогда не будет жить в этом страшном будущем, ему всегда придется иметь дело с настоящим, с которым все-таки можно совладать.

Хотя древние стоики наверняка осудили бы страсть Клима к жене — почтенные мудрецы не одобряли сильных привязанностей. Но они, верно, ничего слаще репы не пробовали и не разбирались в данном вопросе.

Чтобы понять, что такое любовь, надо посмотреть на ее противоположность. Это не ненависть, а война. Когда любят, в тебе видят нечто священное; когда ненавидят, ты, по крайней мере, заслуживаешь ненависти. А война — это инфляция людей: тебя убивают не как человека, а как тлю, случайно попавшую под каблук. Ты никто, а быть никем совершенно невыносимо.

На войне приходится спасаться либо геройством, либо любовью — только так можно отстоять свое моральное право на жизнь. Но военные подвиги в основном заключаются в убийстве других людей, так что выбор не особенно велик.

Мы хотим, чтобы нас ценили, понимали и верили в нашу исключительность. Мы счастливы, когда ощущаем такую поддержку, а без нее наоборот всё теряет смысл — в том числе жизнь как таковая. Схема любви похожа на греческую букву Λ, где каждая сторона удерживает другую от падения.

Так что, господа мудрецы, вы как хотите, а нам без любви нельзя.

3

Все утро стояла беспрерывная канонада: на станции жгли снаряды. В воздухе пахло гарью, пылали цистерны с нефтью.

В девять часов Шушунов отвез Софью Карловну к Гийомару — получать визу. Но вот уже наступил полдень, а они не возвращались. Клим слышал, как внизу тяжелой поступью ходит Матвей Львович.