Уводили Брендона под взглядом Уока. Брендон шел, повесив голову, один раз обернулся на дом Милтона. Наверное, кармические силы действовали, о которых Стар любила порассуждать. Но мысль эту Уок не додумал — позвонила Ди Лейн, сообщила, что кто-то вломился в дом Кинга.

Уок рванулся к калитке, уже на бегу спросил в телефон:

— Разглядеть успела?

— Да. Это девчонка-подросток.

До самой Сансет-роуд Уок не останавливался. Ему, сильно похудевшему, легко бежалось, и расстояние до кинговского дома он преодолел быстро. Весь в поту, вспрыгнул на крыльцо, забарабанил в дверь.

Сбоку блеснули осколки стекла.

Почуяв, что она замыслила, Уок ринулся по ее следам, даром что знал: все свершится без него, ему не успеть, не предотвратить трагедии. Выхватил взглядом фото на каминной полке; себя едва узнал, зато в глаза бросились ясные улыбки Винсента и Стар. Остановленное мгновение из тех времен, которые Уоку не вернуть, хоть тресни.

Обойдя первый этаж, он поднялся по лестнице. И, подобно Дачесс, застыл перед другой фотографией.

Винсент оставил позади тесную камеру, надзирателей, других заключенных, забор из металлической сетки. Но семилетняя девочка… она с ним навсегда.

* * *

Дачесс долго буравила его взглядом, прежде чем шагнуть к нему.

— А я тебя ждал, — сказал Винсент.

Она приблизилась еще на фут, медленно опустила сумку. Пистолет оказался тяжелее, чем ей помнилось, — Дачесс достала его с трудом, и огромных усилий стоило направить дуло вперед и немного вверх.

Винсент глядел на нее как на последнее дитя, последнюю благодать в искореженной своей жизни. Дачесс заметила на могилах свежие цветы. Винсент принес и возложил их — будто имел на это право.

Пистолет не испугал его. Напротив — плечи расслабленно опустились, Винсент выдохнул почти с облегчением, как бы говоря: вот теперь будет настоящий финал, а то сил уже нет на финалы подготовительные.

Он пятился — она наступала, и так до тех пор, пока ее ступни не вросли в землю, а взгляд не уперся в лунный диск. Смотреть ему в лицо она не могла.

Из церковных стен лилась музыка.

— Красивый гимн, — заговорил Винсент. — Очень мне нравится. Там… в «Фейрмонте»… часовня была… «Сиюминутен наслаждений плен…»

— «Вокруг меня — проклятье перемен»[57], — продолжила Дачесс.

— Прости.

— Заткнись.

— Молчу.

— Не надо рассказывать, что произошло. Знать не желаю.

— Ладно.

— Говорят, это несправедливо.

— Справедливости вообще нет.

— Помнишь, ты дал мне револьвер? Ты сказал тогда, что он принадлежал твоему отцу.

— Помню.

— Я его почистила, как ты научил. Проявила уважение к оружию. А потом спрятала в шкафу, хотя ты сказал, что оно мне для самозащиты.

— Не надо было мне этого говорить…

— Так вот, сейчас я буду защищаться. Хэл сказал, что ты — раковая опухоль. К кому приблизишься — того убьешь. Хэл сказал, ты недостоин жить.

— Он прав.

— Уок солгал — перед судьей, перед присяжными. Перед всеми. А Стар говорила, он хороший, чуть ли не лучший.

— Прости, Дачесс.

— Пошел ты!

Резким движением она плотнее надвинула шляпу. Дышать стало трудно. Унимая дрожь в голосе и руке, Дачесс нащупала пальцем спусковой крючок.

— Я — Дачесс Дэй Рэдли, та, что вне закона. А ты, Винсент Кинг, — ты убийца.

— Не нужно этого делать. — Винсент мягко улыбнулся.

— Я сама знаю, что нужно, а что не нужно. Сейчас я свершу правосудие. Я отомщу. Справлюсь, можешь не сомневаться.

— Дачесс, у тебя вся жизнь впереди. Столько возможностей…

Она прицелилась.

Винсент улыбался сквозь слезы.

— Я сюда проститься пришел. И совесть твою не отягощу. Ты этот груз — меня — таскать за собой не будешь.

Дачесс не успела ни возразить, ни даже вдохнуть. Винсент сделал шаг назад. Руки его раскинулись, как для полета. И он действительно полетел.