А поскольку леди Фрэнсис руководствовалась в жизни весьма посредственным здравым смыслом, она к этому времени уже отчаянно стремилась выдать Джейн замуж за кого угодно и неправильно истолковала подпись под миниатюрой: «Представляю вам образчик, достойный руки столь знатной дамы, как леди Джейн», что означало просто достойный с точки зрения мастерства живописца и никак не относилось к воображаемому – хотя и очень красивому – персонажу с картины. Мать Джейн объявила, что принимает «предложение», раньше, чем художник успел отправить ей ответное письмо, в котором интересовался, может ли он рассчитывать на оплату расходов, связанных с путешествием для изготовления портрета самой леди Джейн, и напоминал, что его гонорар ни в каком случае возврату не подлежит.

В порыве гнева и замешательства леди Фрэнсис распространила повсюду переработанный вариант этой истории, в котором она представала жертвой розыгрыша, тем более недопустимого и злого, что дело произошло так скоро после трагической кончины ее супруга. На сей раз в нищету и разорение впал несчастный художник.

По всему выходило, что само согласие на брак с леди Джейн было чревато весьма рискованными последствиями. Если дело с женихами у нее так пойдет и дальше, счастливые деньки Гиффорда Дадли – а также деньки процветания его семьи – явно сочтены.

Ей стало почти жаль его.

Джейн достала вторую книгу – ту, что об эзианах, и провела указательным пальцем по этому слову на обложке. Чего бы только не отдала она за возможность принимать звериное обличье. Превращаться в кого-то, кому никто не смел бы докучать или кого никто не мог бы заставлять выходить замуж, – в медведицу например. Если, как настаивали многие, эзианство передается по наследству, то ее чаша сия, увы, миновала. (Никто не должен был об этом знать, но Джейн однажды слышала, как родители спорят об эзианских чарах, которыми, вероятно, владела ее мать.) Если же (согласно другой, хотя и менее научной гипотезе) способность перевоплощения в животных даруется достойным, то все ее отчаянные попытки, достойные награды, тоже оказались отвергнуты.

Вдали шпилями устремлялся к небу замок на вершине крутого холма. У подножия его копошилась деревня из кучки тесно сгрудившихся домов. Многие селяне останавливались поглазеть на то, как через главные ворота внутрь ограды вкатывается карета и начинает медленно карабкаться вверх. Джейн, в свою очередь, с восхищением рассматривала возвышавшуюся впереди замковую крепость, облицованную блестящим белым камнем и украшенную узкими прорезными окнами (крепость построили в XI веке, как известно всякому знакомому с историей архитектуры, а уж Джейн-то была с ней знакома). Ничего не скажешь – хорошо защищенная цитадель, подумала девушка. Даже зловещая. Похоже, хозяева ожидают нападения в любую минуту.

Карете пришлось миновать еще трое ворот и преодолеть ров, прежде чем она оказалась посреди центрального внутреннего двора – там кучер остановил лошадей, как раз напротив изысканно украшенных жилых помещений. Они представляли собой новое, более современное дополнение к зáмку и, конечно, были снабжены множеством широких окон и остроконечной крышей. Все вокруг производило несколько музейное впечатление, как бы говоря: «Смотрите сколько угодно, но ни к чему не прикасайтесь». Идеально ухожено, но жизни как таковой не наблюдается…

Джейн оглядела несколько дюжин окон, надеясь заметить за ними признаки движения, но нет – все было тихо, только лошади слонялись без дела на широкой лужайке с противоположной стороны замка.

Вот они, значит, какие, эти «призовые лошади», которыми так кичится лорд Дадли.

Она легко выпрыгнула из кареты и подошла к закрытым воротцам перед лужайкой, чтобы получше рассмотреть лошадей.