К апрелю они оставили позади Попрад, Тренчин, и едва миновали Вагуйхей, когда случилось непредвиденное. Уже несколько дней пес выглядел слабым и вялым, почти не ел, а утром у него начались судороги. Встать Барат не смог. Насмерть перепуганный Ласло гладил его по голове, трогал сухой, горячий нос и приговаривал:

— Да что ж с тобой, милый мой песик? Как тебе помочь-то, а?

И наконец понял, что ждать больше нельзя. Справившись у трактирщика, где живет ближайший лекарь, он взял Барата на руки и потащил в деревню Дилленце.

Идти было трудно. Пес весил не менее полуцентнера, старику такой вес был давно не под силу, к тому же давала о себе знать поврежденная когда-то спина. Снова появилось жжение в груди. Ласло шел короткой дорогой, через лес, поминутно спотыкаясь о коряги. Ветки дубов и елей били по лицу, он тяжело дышал и поминутно останавливался, чтобы перевести дух.

Ближе к деревне стало совсем тяжко, внутри словно взорвался огненный шар, и обжигающая боль разлилась по всей груди. Напрягая последние силы, Ласло дотащился до Дилленце.

К счастью, лекарь жил совсем близко. С трудом передвигая ноги, старик без стука ввалился в дом и бессильно опустился на скамью. Из соседней комнаты выглянул мужчина лет сорока и с удивлением воззрился на гостя.

— Умоляю, спасите моего пса, — прохрипел Ласло.

— Я не лечу собак, — недоуменно ответил хозяин.

Старик встал, осторожно положил Барата на лавку, доковылял до стола и вытряхнул из сумы целую гору монет.

— Прошу вас, милостивый господин, не откажите. Возьмите все, только спасите его.

— Но… я даже не знаю… Право, здесь слишком много… Столько денег за какого-то пса.

— Его зовут Барат, — из последних сил прошептал Ласло. — Он мой друг.

Жжение в груди стало невыносимым, ноги подкосились, он упал на колени и через мгновение повалился на пол лицом вперед. Лекарь кинулся к нему, но было уже поздно — Ласло умер.

* * *

Пес остался у лекаря, которого, как ни странно, звали Магор Ковач. Выполняя последнюю волю бродяги, врачеватель старательно пичкал Барата микстурами и настойками, капал в глаза какую-то синюю жидкость и кормил, как на убой. Первые несколько дней пес чувствовал себя препаршиво и почти все время спал. Но усилия Магора не прошли даром, и скоро пациенту стало лучше.

Ранним апрельским утром пес открыл глаза и увидел перед собой чудное видение: рядом с ним стояла девушка лет семнадцати и смотрела на него с ласковой улыбкой. Заметив, что Барат проснулся, она протянула руку и погладила его по голове мягкой, теплой ладошкой. В глазах ее мелькнули веселые искорки, она наклонилась и участливо спросила:

— Ну, как ты?

Более очаровательного создания Барат не видел за всю свою жизнь. У девушки были необыкновенные золотисто-медные волосы, глаза цвета липового меда, а на милом личике отчетливо проступали веснушки. Пес вытянул шею и осторожно лизнул руку незнакомки. Девушка мягко рассмеялась.

Раздались шаги, в комнату вошел лекарь.

— Агнеш, сынишка лавочника занемог, я пошел к нему. Вот тут, смотри, две микстуры, дашь псу обе с небольшим перерывом. И следи, чтобы он не вставал.

— Хорошо, — кивнула девушка. — Не беспокойтесь, я за ним пригляжу.

Она потрепала пса по голове и принялась хозяйничать. Перелив зелья в две плошки, Агнеш поставила одну из них перед Баратом.

— На, миленький, попей. Ну, пожалуйста.

Тот послушно вылакал содержимое, млея от мысли, что за ним ухаживает такое очаровательное создание.

— Вторую — чуть позже, — объявила Ангеш. — А теперь поспи, ты еще очень слаб.

Она вышла. Пес осторожно огляделся: он лежал посреди комнаты в чем-то, похожем на деревянное корыто. У окна стоял стол, а пространство вдоль стен заполняли полки с разноцветными склянками. В открытое оконце дул теплый ветерок, под потолком жужжала одинокая муха.