— Ты не жалок, — твердо опроверг слова друга Лера, — но чем-то сильно расстроен. Что тебя гложет? Выговорись. Возможно, тебе станет легче.

— Вряд ли, — пробормотал Константин.

— Пока не попробуешь — не узнаешь. Вспомни, когда я узнал о том, что ребенок, которого под сердцем носит Юля, может оказаться не моим, как мне было плохо, и ты тогда помог мне. Выслушал. И сейчас я предлагаю тебе сделать тоже самое. Воспользуйся и расскажи о наболевшем. Ты можешь нам доверять, дальше наших с Юркой ушей информация не уйдет.

— Я уже давно отвык доверять кому-либо, — грустно признался Костя, — но сейчас мне очень хочется это сделать.

— Так сделай, — вставил свое веское слово Никитин.

На губах Паршина расползлась слабая улыбка.

— Уговорили, но вряд ли вам понравится то, что скажу. И я, правда, сильно сомневаюсь, что мне станет легче. Просто уже пора признаться и, думаю, начать стоит с близких людей, а вы для меня за последние годы стали самыми родными.

— О, это уже можно считать признанием, — улыбнулся ободряюще Лера, подталкивая мужчину к продолжению. — Очень непривычно слышать от тебя подобное, но без сомнения приятно. И даже, если нам не понравится то, что мы услышим, разве это в сущности что-то меняет?

— Я умираю, — просто сказал Костя.

Вокруг воцарилась тишина, даже Лера несколько минут собирался с мыслями, чтобы что-нибудь произнести в ответ.

— Это шутка? — наконец, переспросил Ларин, потому как ожидал услышать многое, но это переходило всякие границы фантазии.

— Нет, — также внешне спокойно проговорил мужчина. — Я абсолютно серьезен. Около полутора месяцев назад я прошел обследование, которое выявило у меня злокачественную опухоль. Предваряя вопросы, которые у вас наверняка возникнут, потому, как со мной было тоже самое, лечить слишком поздно. Хотя врачи пообещали мизерный шанс выжить, если вмешаться хирургическим путем, но остаться кастратом или импотентом, что для меня в сущности одно и тоже, на весь остаток жизни, даже, если получится, мне совсем не улыбается. Не говоря уже о том, что о каком-либо возможном потомстве и речи быть не может. Простите, но в подробности болезни вдаваться я не собираюсь.

Вновь воцарилось молчание и на этот раз оно продлилось намного дольше. И без пояснений становилось понятным, что болезнь затронула половую сферу мужчины. Костя отставил пустую кружку в сторону и поинтересовался у друзей:

— Может, выпьем коньячка?

— Выпьем, — не раздумывая, согласились парни.

— Вот и славно.

Встав, Паршин быстренько притащил пару непочатых бутылок дорого напитка. Поставив перед каждым по стакану, он неаккуратно плеснул выпивку, пролив драгоценные капли на стол, взял бокал в руку, приподняв и произнес тост, который звучал в данной ситуации, как издевка:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- За здоровье! — и выпил залпом содержимое до дна.

Глава 5

— Ююююр, вот почему у Юльки не родилась сестра вместо тебя? — пьяно протянул Паршин, почти лежа грудью на столе, ибо выпрямиться сил уже не было. — Глядишь, я бы уже женился и наплодил много маленьких Костиков, когда еще мог.

— Чё за ерунда?! — рыкнул парень, неаккуратно мотнув рюмкой, отчего на стол упало несколько крупных капель. — Ты на что наке. намекаешь? — кое-как выговорил он последнее слово.

— А чё? — в тон ему хмыкнул Костя. — Юлька — клад.

— Это я и без тебя знаю, — перебил его Юрка.

— Ну, я и говорю, — продолжил он мысль. — Был бы ты бабой, я б в тебя влюбился и дело с концом. И никаких проблем с продолжением рода не возникло.

— Почему я, то? — все так же непонимающе переспросил Никитин. — Если уж кому-то и надо было бабой родиться, то — это Лерке.