Ему всё сойдёт с рук… Многое уже сходило. О таких вещах не рассказывают с будничной простотой, как о чём-то нормальном, но это и не мешает им быть достоянием общественности. Все в этом городе прекрасно знают, кто такой Яр Никольский. А если не все, то этим вторым очень быстро и популярно объяснят, когда придёт время. И оно придёт. Всегда приходит.

Глава вторая

Андрей (1)

1

– Как это ты не в курсе, Михалыч? – изображаю предельное возмущение, хотя на самом деле мне глубоко насрать. – У тебя девка на работу не вышла, а ты даже не поинтересовался что с ней?

– Да понятно, что… – бухтит едва слышно, стоя ко мне спиной и усиленно что-то ища на полках дизайнерской этажерки.

– Чего?! Я тебя не слышу.

– Понятно, говорю, что с ней, – наконец, прекращает симуляцию поисков, разворачивается, держа в толстых пальцах-сардельках бутылку дорогого коньяка. Улыбается во все тридцать два зуба, большая часть которых золотые.

Съездить бы по этим зубам как следует…

– Наверняка, Яр отодрал её во все щели так, что она теперь и с постели подняться не может. – Ставит передо мной на стол два пузатых бокала, наполняет каждый наполовину. – Или забухала на радостях. Наверняка бабок нормально отхватила…

Приподнимаюсь в мягком кожаном кресле, чуть наклоняюсь вперёд, чтобы взять бокал, затем снова откидываюсь на спинку.

– Ты ж сказал, что она заболела.

– Ну да, – кивает Михалыч, но сесть на своё «рабочее» место не осмеливается. На физическом уровне чувствую, как у падлы очко сжимает. Ссыт.

И правильно делает.

– Ой, чё-то ты мне заливаешь, Михалыч.

– Да не, Зима! Стал бы я из-за манды какой врать. Всё как есть говорю. Сказала, что заболела… но кто их поймёт – этих мокрощелок. Они и пиздеть горазды. Вечно на шею мне взобраться пытаются. Ни хрена не работают…

– Тебе-то взберёшься, – хмыкаю.

Михалыч оценивает иронию, тоже хмыкает, затем выпивает и всё-таки садится в большое компьютерное кожаное кресло.

– Ярослав Викторович хочет видеть её сегодня.

– Что? Понравилась? – и лыбится. Паскудно так, что снова хочется съездить ему по харе.

– Ты бы это… пиздел поменьше, – с удовольствием наблюдаю, как меняется выражение его лица. – А то и этих зубов лишишься.

– Прости, Зима. Заработался.

– Вот и работай. И девке этой… позвони.

– Так звонил уже! Говорит, херово ей – тошнит и все дела. Да и по голосу слышно было, что не вывезет сегодня.

Прищуриваюсь, пристально глядя на жирного борова. Делаю глоток из своего бокала. Коротко киваю.

– Тошнит, значит.

– Я тебе отвечаю, Андрюх. Голову на отсечение даю! Уж меня в этом вопросе не проведёшь, – с большой охотой заверяет Михалыч. – Я ей три дня дал отлежаться. Ты уж это… утряси как-нибудь с Ярославом Викторовичем, а то ушатаете мне девку. Она раньше… – отчего-то затыкается. Даже мелькает мысль, что ему её жалко вдруг, что ли? Этому сутенёру сраному. – Короче, не трахалась за бабки с клиентами. Я, по крайней мере, не замечал такого.

– Сам же твердишь, что курвы твои пиздят как дышат.

– Пиздят. Правда, – кивает с серьёзной рожей. – Но Лерка… Не такая она в общем. Ну хер ли ты ржёшь?! Я серьёзно!

– Ага, ждёт трамвая… – Во задвинул! – Все они не такие… – Успокаиваюсь, прикрываю широкую улыбку бокалом, делаю глоток. Хотя смеяться всё ещё хочется.

– Сирота она. Пашет, как лошадь. Некогда ей по херам скакать. Врачей каких-то там оплачивает постоянно…

– Ты мне тут на жалость не дави. А то сам сиротой станешь.

Затыкается.

Допиваю остатки в один глоток, поднимаюсь с кресла.

– Ладно, Михалыч. С Яром утрясу. Пусть отсыпается твоя… сирота, – пару раз качнув головой, криво усмехаюсь. Оставляю бокал на столе и сразу двигаю к выходу из кабинета. – С тебя причитается!

– Какие вопросы, Зима! Сочтёмся!

Вместо прощания хлопаю дверью.