«А… – разочарованно протянула Эсти. – Он, несомненно, прикажет вам вернуться искать детей. Он вас накажет за то, что не сразу вернулись. И сердиться будет, главным образом, на тебя за то, что ты остался здесь. Ты попадешь в тюрьму на острове среди Хазарского моря».

«Я так не думаю, – сказал Дуди и мороз прошел по всему его телу только от мысли, что он попадет в тюремные подвалы, вырубленные в скалах острова в Хазарском море, пронизываемом сильнейшими ветрами. – Я думаю, что пошлют войска. То, что произошло, не относится к делам, за которые отвечают душой, кровью, головой. Мы не солдаты и это не военный приказ».

«Кто же вы?» – спросила Эсти, радоваться ли тому, что мужчина ее не боец и потому целиком принадлежит ей, или быть этим разочарованной.

«Граф собрал нас в Лопатине» – сказал Дуди. – Мы были просто парнями, которые разгуливали в городе, не кавалеристы, не следопыты, не бойцы-профессионалы. Он дал нам оружие. В общем-то, кое-что мы знаем. Каждый из нас отслужил в армию положенный год, и мы все – хазары, и со дня совершеннолетия – бармицвы – проходили учения. Но вместе мы просто компания юношей, которые хотели выполнить не такое трудное задание, получить оплату и купить коней. Мы не боимся грабителей и шведов, этих мы одолеем. Но с воинством демонов мы справиться не можем. И никто не может это от нас требовать. Мы сделали все, что смогли. Нельзя нас обвинить в том, что мы не попытались освободить детей из рук этого чудовища, от этих созданий мрачных глубин, этой массы бледной немочи в гнилых провалах, далеко от стран нормальной жизни. Достаточно было боя, который мы вели с войском черепах этого дьявола, неестественно и пугающе огромных, болотных черепах, исходящих слюной. Я думаю, что нас лишь похвалят за все, что мы сделали».

«Надеюсь», – сказала Эсти. Они зашли в склад. Вокруг была тьма. Свет едва пробивался в щели окон, и в отверстие трубы виднелась листва деревьев. Он прижал ее тонкое тело к себе, сосредоточился на ее бедрах, приподнял над полом, и через десять минут объятий, кончил, неожиданно, не в силах сдержаться. Тело ее пылало. Что сказать, большое свинство – эти пояса верности. Она попросила его лечь на нее, извиваясь под ним непонятными ему движениями, и вдруг затихла. «Мне было хо-рошо-о» – сказала.

Он был изумлен.

«Сколько женщин – столько колдовства». Затертое это выражение в Хазарии обрело новый смысл. Впервые он понял, что девушка может сделать что-то для собственного удовлетворения, без мужчины. Впервые этот секрет открылся ему.

Дуди не знал, как отнестись к этому. Он попытался вытеснить из сознания то, что отдалило его от Эсти, а, может быть, наоборот, приблизило. Он обнял ее крепко и думал о ней только хорошее.

Глава двадцать девятая

«Скажи мне, что они себе думают?» – сказал Гади жене Малке перед отходом ко сну, лежащей рядом на их супружеском матраце.

Малка едва дышала от усталости после всех этих приготовлений к Пейсаху, нервы сдавали, и потому следует простить ей резкость ответа:

«Не вмешивайся».

«Не вмешивайся, не вмешивайся. Это плохо кончится. Они не могут здесь сидеть, жениться, в то время как дети находятся в руках этого дьявола, и он их тащит – Бог знает куда».

«Перестань произносить имя Господа всуе», – рассердилась Малка, пытаясь унять дрожь, прошедшую по всему ее телу. Вопрос был снят с повестки ночи. Малка вернулась к требованию завтра с утра исправить печь для выпечки мацы, обвинив Гади в лени и безответственности. Гади сказал: «Ладно, ладно» и поцеловал ее в затылок, так, что исчезло желание спать, и она повернулась на спину.

Перегородки в доме удивительно проглатывали все звуки. Гади и Малка возбудились, вспоминая двух маленьких служанок потаскушек, которые были у Гади полгода назад, в Кохоли, и каждая стоила ему кувшина меда.

Деби быстро заснула, считая в уме узлы вязки своего свадебного платья.