Люк почувствовал, что закипает от гнева. Какого черта посторонний жирдяй распекает его, словно мальчишку? Впрочем, в конце концов он действительно ночевал в этой проклятой уборной.

– Здесь вам не ночлежка, уроды вонючие! – надрывался толстяк. – А ну проваливайте! – И толкнул Люка в плечо.

Люк резко обернулся.

– Не смейте меня трогать! – Он сам поразился холодной угрозе, прозвучавшей в его голосе. Толстяк-железнодорожник застыл, как вкопанный. – Мы уходим. Ничего больше не надо ни говорить, ни делать. Ясно?

Толстяк попятился, глядя на него с нескрываемым страхом.

– Пошли, пошли! – поторопил Пит.

В следующий миг Люку стало стыдно. Пусть этот парень – грубиян, но вокзальный служащий имел полное право выгнать бродяг. Зачем его запугивать?

Вместе с Питом он вышел через величественную арку в темноту. Перед входом в вокзал были припаркованы несколько машин. Стоял колючий холод, и Люк плотнее запахнулся в истрепанное пальто. Зима в Вашингтоне, морозное зимнее утро. Должно быть, январь или февраль.

Интересно, какой сейчас год?

Пит повернул налево; он явно знал, куда идти.

– Куда мы? – спросил Люк.

– На Эйч-стрит есть благотворительная столовка. Споешь гимн-другой – и получишь бесплатный завтрак.

– Я так голоден, что готов и ораторию исполнить!

Пит уверенно шагал по узким извилистым улочкам мимо многоквартирных домов для бедноты. Город еще спал: магазины, закусочные, газетные киоски – все закрыто. Бросив взгляд на окно первого этажа с дешевыми блеклыми занавесками, Люк вообразил себе неведомого хозяина этой квартиры – как он лежит сейчас под теплым одеялом, а под боком у него посапывает жена – и ощутил укол зависти. Что-то подсказывало ему, что его место здесь, в предрассветном сообществе людей, спешащих по своим делам, когда прочие еще спят. Вот рабочий в грубой одежде идет на работу; вот крутит педали велосипедист, закутанный в огромный шарф; вот проезжает мимо автобус, и в ярко освещенном салоне курит единственная пассажирка…

Мучительные вопросы крутились в голове и не давали покоя. Долго ли он пьет? Пробовал ли бросить? Есть ли у него родные, друзья? Как он познакомился с Питом? Где они раздобыли выпивку? Где пили? Но Пит молчал, и Люк сдерживал свое нетерпение: он надеялся, что, перекусив, его спутник станет поразговорчивее.

Впереди показалась церковь; маленькая и непрезентабельная с виду, она втиснулась между кинотеатром и табачной лавкой. Бродяги вошли в боковую дверь, спустились по лестнице в подвал и попали в длинную комнату с низким потолком. С одной стороны – небольшое возвышение и рояль, с другой – плита. Между ними три ряда длинных деревянных столов со скамьями. Здесь уже сидели трое бродяг, каждый за отдельным столом, и терпеливо ждали. У плиты плотная женщина помешивала какое-то варево в кастрюле. Седобородый мужчина в воротничке священника, заметив новоприбывших, поднял взгляд от кофеварки и улыбнулся.

– Заходите, заходите! – приветливо заговорил он. – Идите сюда, в тепло!

Люк бросил на него подозрительный взгляд.

В подвале действительно было тепло, после ветра и мороза на улице – даже жарко. Люк расстегнул заскорузлое от грязи пальто.

– Утро доброе, пастор Лониган! – поздоровался Пит.

– Вы здесь уже бывали? – спросил пастор. – Что-то я вас не припомню.

– Я Пит, а это Люк.

– Надо же – Петр и Лука, как два апостола! – Улыбка и добрый юмор пастора казались вполне искренними. – Завтрак еще не готов, но у нас есть свежий кофе.

Удивительно, подумал Люк. Каждый день встает ни свет ни заря, чтобы накормить завтраком толпу бомжей – и ему еще хватает сил шутить и улыбаться!

Тем временем пастор разлил кофе по толстостенным кружкам.

– Молоко, сахар?

Любит ли он кофе с молоком? С сахаром? Этого Люк не знал.

– Да, спасибо, – ответил он наугад и, приняв кружку, сделал большой глоток.