– Видишь? «Б» означает «беглый». Тебе не суждено пережить нашего милого свидания, но с этим клеймом ты до конца жизни – сколько бы тебе ни осталось – не забудешь, кто ты такой.

Ганнон с нарастающей тревогой смотрел, как его мучитель засунул конец прута в жаровню. Он уже видел беглого раба с таким клеймом. Сморщенная на лбу кожа наполняла его отвращением. И вот теперь ему уготована такая же судьба. Он принялся извиваться в своих путах, пытаясь высвободить запястья, но добился лишь того, что его окатила новая волна страшной боли.

Офицер выхватил из жаровни раскаленный прут и снова подошел к Богу.

– Кто эти люди, господин? – осмелился спросить раб.

Офицер замер на месте.

– Солдаты Ганнибала. Мы схватили их за стенами города.

– Ганнибала? – медленно повторил раб.

– Совершенно верно, идиот! – Офицер поднял прут, и раб отступил на шаг назад.

«Бьюсь об заклад, что твое сердце наполнилось радостью, когда ты услышал про армию Ганнибала, – подумал Ганнон. – Как и мое. И пусть боги приведут его солдат к воротам города как можно скорее. Я хочу, чтобы это чудовище и его подручные умирали долго и мучительно». Но он знал, что его семья и товарищи придут слишком поздно и не успеют спасти их.

Пришла пора приготовиться к смерти.

Глава 2

За стенами Плацентии

В разразившемся после поражения у Требии хаосе Квинт и его отец оказались в одном из двух отрядов, бежавших за стены города, рассчитывая, что там они будут в безопасности. Семпроний Лонг, консул, который командовал римской армией во время сражения и которому удалось вывести из боя около десяти тысяч легионеров, прибыл почти сразу вслед за ними. А с ним и второй консул, Публий Корнелий Сципион, лишившийся способности руководить схваткой после того, как был ранен во время предыдущего столкновения с врагом при Тицине.

Плацентия быстро заполнилась людьми, которых было так много, что, казалось, стены не выдержат. Через два дня, наполненных невероятным страхом, Лонг приказал открыть ворота. Консул сумел сохранить самообладание в столь сложной обстановке и вывел почти всех своих людей за стены города. Под его личным командованием половина солдат стояла на страже, в то время как остальные строили большой походный лагерь. Поскольку Квинт оказался одним из кавалеристов, сумевших спастись, его тут же отправили патрулировать окрестности с приказом сообщать о появлении любых отрядов карфагенян.

Первый день оказался самым тяжелым. Он, его отец Фабриций и примерно два десятка всадников – принадлежавших прежде к разным соединениям – провели разведку больше чем на пяти милях к западу от Плацентии, иными словами, на территории, захваченной врагом. Перед мысленным взором Квинта то и дело вставали картины бойни, устроенной армией Ганнибала, и он едва справлялся с волнением и тревогой; некоторые всадники патруля паниковали. Однако Фабриций стал исключением: он был спокоен и сдержан, постоянно настороже. Его пример вдохновил Квинта, а через некоторое время и остальных. То, что они не встретили неприятельские разъезды, тоже помогло.

Известие об отряде под командованием Фабриция быстро разнеслось по окрестностям, и в последующие дни каждый всадник, которому удавалось добраться до Плацентии, сразу вставал под его командование. Жесткий командир, Фабриций отправлял людей на разведку дважды в день, а почти все остальное время посвящал тренировкам. Он не делал никаких поблажек Квинту, скорее наоборот, обращался с ним суровее, чем с другими, и дополнительные наряды стали для Квинта нормой. Он полагал, что причина заключалась в том, что тот отпустил Ганнона, а сам, не испросив разрешения отца, отправился на север, чтобы присоединиться к армии; поэтому, сжав зубы, юноша молча делал все, что ему приказывал отец.