Конечно, это все были пустяки по сравнению с моим растущим интересом к противоположному полу. Надо понимать, что тогда, в пятидесятые, никакого «Плейбоя» и «Пентхауса» не было. Все самое интересное было в журналах, где печатали фотографии, скажем, нудистов, играющих в теннис, – «Здоровье и эффективность» и тому подобная херня. Вот каким ужасным был мир в то время. А пятидесятые еще называют веком невинности. К черту невинность, сами попробуйте так жить!

Мое сексуальное воспитание началось рано. К матери приходили, наверное, три дяди, пока не решилось, что один из них будет папа. Я ничего не имел против – я понимал, что ей одиноко и что она работает целый день, чтобы прокормить нас с бабушкой, в общем, я не возражал, если меня отправляли спать пораньше. К тому же я рос в деревне, и всегда можно было увидеть, как люди занимаются этим в полях. И конечно, мне частенько встречались машины с запотевшими окнами: пока парочка перебиралась спереди на заднее сиденье, можно было разглядеть голую ногу или грудь. Тогда было модно надевать две нижние юбки, они кружились вихрем, когда девчонки танцевали джайв, – и я часто ходил танцевать. Я бросил танцы, когда в моду вошел твист, потому что он оскорбил меня до глубины души: до девушек больше нельзя было дотронуться! Зачем это тебе, если ты только что открыл подростковую похоть? Близость и интимность, чтобы можно было потрогать, контакт, узнавание, обмен прикосновениями и чтобы меня тоже щупали в ответ – вот что мне было нужно!

Но только в четырнадцать лет, работая в школе верховой езды, я по-настоящему осознал, что хочу и вожделею женщин всех форм и размеров, любого возраста, цвета кожи и религиозных убеждений. И политических предпочтений. Каждое лето в наш курортный городок съезжался весь Ливерпуль и весь Манчестер. Студенты приезжали на каникулы и брали лошадей в нашей школе. И девочки-гайды[2] тоже приезжали скопом каждый год – вся шайка, с палатками и прочим снаряжением. За ними приглядывали аж две вожатых – ха! Кого они хотели обмануть? Мы собирались во что бы то ни стало добраться до этих девочек, даже если бы для этого потребовалось влезть в водолазные костюмы! И девочки явно были настроены так же. Они очень хотели учиться, и мы очень хотели учиться, и вместе мы научились. Уж поверьте, мы выучили все до последней ноты.

Я устроился на работу в школу верховой езды, потому что любил лошадей. Я и сейчас их люблю. Мы хорошо проводили там время, потому что лошади возбуждают женщин. В лошади есть сексуальная сила. Женщины особенно любят ездить верхом без седла, и дело не в том, о чем вы подумали. Мне кажется, это чтобы непосредственно ощущать тело животного. Седло делает это невозможным, особенно английское седло. А еще дело в том, что лошади очень сильные. Лошадь на самом деле может сделать с тобой все, что захочет, но она этого не сделает, потому что это, за редкими исключениями, спокойные животные. Они тебе поддаются. Я думаю, женщинам именно это и нравится в лошадях – это очень сильные существа, которые подчиняются тебе и не дают сдачи, даже не пытаются отстоять свои права. Правда, посуду они не помоют, но это небольшая плата.

Я был влюблен в Энн. Она была на пять лет старше – в таком возрасте это огромная, непреодолимая разница. Но я до сих пор помню, как она выглядела: очень высокая – одни ноги, нос как будто сломанный, но она была очень привлекательна. Правда, она встречалась с очень некрасивым парнем. Я не мог этого понять. Однажды я случайно увидел, как они трахаются на конюшне, и вышел на цыпочках, бормоча под нос: «Господи». Но самая смешная история про этих девочек-гайдов произошла с моим приятелем по имени Томми Ли.