Убедившись в собственной правоте, синьор Буонарроти выманил Филиппе в библиотеку и поведал о великолепном античном изваянии, на которое у полновластного господина виллы де Розелли имеются все законные права. Сокровище следовало изъять незамедлительно, пока не объявились наследники мессира Бальтасара, и старая тяжба за пограничный земельный участок не вспыхнула с новой силой.

* * *

Призвав в помощники правоведа и пару дюжих работников, небольшая процессия двинулась к соседнему особняку, замыкала ее экономка, синьора Косма в небрежно наброшенной на плечи меховой накидке, лишь чуть-чуть побитой молью. События складывались самым благоприятным образом – во всяком случае, сначала Микеланджело казалось именно так. В доме не обнаружилось никого, кроме кучера да кухонной прислуги, всю ночь усердно заливавших печаль о почившем господине вином. Вид казенных печатей, солидная цепь на шее юриста вкупе с мехами экономки да крепкими кулаками работников произвели на толстяка-кучера большее впечатление. Он сознался, что действительно помогал выкопать какую-то здоровенную статую, однако действовал не по собственной воле, а по приказу мессира Бальтасара. Затем он согласился расстаться с винным кувшином и отварить пристройку.

Как только двери в пыльный мрак распахнулись, вуаль утреннего света окутала скульптуру, казалось, Вакх улыбнулся своим избавителям уголками мраморных губ. Он был поистине прекрасен, и Микеланджело мысленно проклял римлян, имевших варварский обычай перевозить статуи, созданные греческим резцом, предварительно сняв с пьедесталов. Такой подход многократно усложняет атрибуцию гениальных творений, ведь греки высекали имена скульпторов именно на постаментах! Он вознамерился броситься внутрь и прикинуть, как лучше транспортировать эдакое сокровище, но синьор де Розелли вцепился в его плечо и попытался удержать.

В кулаке Филиппе был зажат пропитанный уксусом платок, который время от времени подносил к носу. Он до чрезвычайности боялся, что любезный синьор Буонарроти, равно как и все остальные, начиная с него самого, падет жертвой моровой язвы. Синьор де Розелли был юношей изящного и соразмеренного сложения, отнюдь не выглядел болезненным, однако же отличался крайней степенью мизантропии и успел решить, что мессир Бальтасар, частенько посещавший карантинный барак, успел напустить в эту жалкую постройку смертоносных чумных миазмов. Он убедился в существовании статуи и вознамерился запереть ее – там, где стоит, – опечатать двери и оставить все как есть, вплоть до оглашения наследников.

Однако же в дело вмешалась синьора Косма. Экономка считала, что бросать свое собственное добро в чужой конюшне нет никакого резона. Прислуга покойного мессира сплошь лоботрясы и пьяницы, разве такие смогут уберечь хорошую и дорогую вещь? А отвечать перед хозяйкой синьоре Косме – подумать страшно, сколько такая здоровенная мраморная штуковина стоит, ни с какого жалованья не расплатиться. Моровое поветрие не великая беда – торговцы на рынках во время мора спокон веку бросают монеты в миски с уксусным раствором, чтобы избежать заразы, значит, и статую достаточно будет обернуть вымоченными в уксусе тряпками.

Скульптору пришлось сжать кулаки, чтобы унять гнев и не наброситься на добрую женщину – статуя выглядела живой и теплой благодаря особой обработке мрамора, которую Микеланджело собирался тщательно изучить, уксус, без сомнения, разрушит эту нежную текстуру, как только соприкоснется с ней. Пока он придумывал, как ответить синьоре Косме, не нарушая рамок приличия, почтенный правовед предложил собственный способ избавиться от заразы. Очистительное пламя, и нет лучшей защиты, считал он. Статую следует обложить соломой и хворостом, а затем – поджечь. Мраморным каминам от огня никакого вреда, с идолом тоже ничегошеньки не случится.