Раз пресс-релиз Толкина столько всего нам обещает, можно запросто решить, что такое место – театр «Глобус». Шекспир так и думал. Поэтому-то мы так и спешили сюда – успеть к третьему звонку. Мы предвкушаем тут явление призрака обещанной феерии – чередой эпизодов, все они похожи, все различны. Кажутся ли они архаичными или же постмодернистскими, привычными или авангардными, очевидно их очарование или незримо – все они будут куролесить, не привлекая внимания к ловкости рук самой феерии: ее фокусы одновременно полагаются и на театральные «дым и зеркала», и на глубочайшую магию.

На этих первых страницах мы представляем вам нечто вроде театральной программы: рекламы в ней нет, как нет и намеков на грядущие развлечения. Она не предлагает, где можно поужинать после представления. Мы – сами по себе. Но, листая ее от конца к началу – с любопытством, нетерпением, а то и ощущением собственной избранности: мы ведь уже не дети, – чего же мы ожидаем?

В традиционных сказках действующие лица берутся из центрального агентства. У нас еще есть пара минут – давайте же проберемся за сцену. Откроем дверь в артистическую с ее зелеными стенами и подсмотрим, кто там ждет своего выхода. Вот стайка красоток, одна приятней другой, скромнее, преданней и милее (и неважно, с какого края мы начнем осматривать комнату). Вот компания сплетниц – все гран-дамы, добрые, как крестные, или испорченные, как ведьмы, – ну или и те, и другие поочередно. Вот карги и колдуньи, охотники и горбуны. Вот короли, цари и правители – целый съезд монарших особ. Ну и выводок дураков и простаков.

Это еще не все. Мерцающими паутинками тают эльфы, пикси, феи и ангелы-хранители. Вот злодеи в изобилии – от гномов до великанов, в порядке возрастания габаритов. Вот ватага принцев – по преимуществу прекрасных, а временами еще и храбрых и умных. Неподалеку ржут их столь же доблестные рысаки; наблюдают коты с глазами, что как фазы луны; вот и медведь, который умеет разговаривать, но не хочет, – свернулся клубочком подле медведя, который хочет говорить, но не может. Вот первый петух на шестке, ранняя пташка, филин, что зловеще ухает в полночь, гусыня, несущая золотые яйца. (На самом деле, возможно, это и сама Матушка Гусыня – следит, как тут и что, но она себе на уме: сокровищами делится, а тайн своей физиологии не выдает.) Что же до места действия – поглядите на сменные фоны, расписные ширмы, задники, вздернутые во тьме под потолок. Скорее всего, декорации скромны и неопределенны: сад, кухня; дворец, лачуга; море, пещера; рынок, луг; колодец, чаща; тюремная башня, убежище на острове. Мир, сложенный за сценой, довольно велик. Но:

Чтобы простерлась прерия,

Нужны пчела и клевер —

Клевер один и пчела одна —

И греза еще нужна.

Но мне и грезы хватало,

Ежели пчел мало, —

напоминает нам Эмили Дикинсон. Чтобы опознать сказочный замок, довольно и трона из пенопласта. Лесная чаща воссоздается одной веткой – ее подвешивают на прозрачной леске. Домик возникает, когда кто-нибудь на сцене произносит: «Я в домике». А почти все заклинания начинаются с магической формулы: «Внемлите…»

Реквизит? Уже лежит. Башмачок, веретено, морская ракушка, меч. Карета, гребень, котел, плащ. Яблоко, хлеб и каша. И смотрите – в пыльных тенях даже вещи попроще, из более ранних вариантов тех же сказок. Перышко, камень, ведро воды; нож, кость, ведро крови.

Время у нас еще есть. Заглянем в зимний сад, что за сценой рядом, – там декораторы и рабочие сцены готовятся к спецэффектам, чтобы детвора поверила сильнее, ибо нет ничего волшебнее того, что по-настоящему живо: роз в горшках, шипастых колючек в горшках, бобовых стеблей в горшках. Там серебряный мускатный орех и золотая груша, а еще говорящий соловей в клетке и медный говорящий сазан в плошке-пузыре. А дракон – он костюмированный или настоящий? Ладно, все равно автографов не дает.