В то время сам воздух Фив был наэлектризован, и удивительное свершение фиванских земледельцев вызвало немало толков. Говорили, что оно удалось благодаря главнокомандующему (и главе государства) Эпаминонду. Столкнувшись со спартанской армией, известие о приближении которой повергло его родной город в уныние, он решил пойти против обычая и не вывел войска тяжеловооруженных пехотинцев параллельными рядами. Он перестроил своих лучших воинов в массивную колонну глубиной в пятьдесят человек, поставил на левом фланге и выдвинул далеко вперед до того, как столкнулись остальные части двух армий. Этот громадный людской таран пробил насквозь правый фланг спартанцев, и все спартанские воины, не полегшие на землю, вскоре бежали в разные стороны.

Большинству людей сражение представлялось таким простым. Наверное, пятнадцатилетний македонский мальчик был одним из немногих, кто понял, что все не так просто: прежде чем глыба фиванцев врезалась во вражеские ряды, конница вела ожесточенное сражение с противником на флангах; фиванские всадники, известные своим мастерством, отогнали спартанскую конницу, известную своей слабостью, а затем атаковали фланг вражеского строя в тот момент, когда ударил фиванский таран. Пятнадцатилетнему мальчику было под силу сделать такое наблюдение; он принадлежал к народу, чьи правители сделали войну своим единственным занятием, отчасти под влиянием обстоятельств, отчасти по естественной склонности.

В большинстве своем греки считали македонцев не совсем частью гомонойи, а варварами, овладевшими верхами греческой культуры и говорившими на диалекте греческого языка. Македонцы были главным образом дорийскими греками, которые остановились на равнине Галиакмона во время великого южного переселения племен и немного смешались с местным населением. Это смешение не было таким глубоким, как смешение отправившихся на юг дорийцев с ахейцами, которые шли перед ними; кроме того, македонцы не участвовали в переселении в период с VIII века по V, когда в городах-государствах развились разнообразные формы правления: аристократии, олигархии и демократии. В политическом смысле Македония была чрезвычайно консервативна; она сохранила старую систему царя и совета, и ее жители считали себя гражданами Македонии, а не Пеллы или Лариссы. Это была одна из тех черт, которые делали их негреками.

Пребывание Филиппа в Фивах длилось три года. Он вернулся в Македонию, получил в управление небольшую отдаленную провинцию и продолжал взрослеть живым и буйным весельчаком, настоящим женолюбом (он, недолго думая, женился шесть раз) и еще большим охотником до вина. У македонцев есть что-то общее с викингами, в особенности у Филиппа; за кутежами, которыми он привлекал внимание, никто не замечал, что Филипп успел произвести примечательные изменения в армии своей провинции, и, несмотря на похмелье, он с утра выходил муштровать войска.

В 359 году, когда Филиппу исполнилось двадцать три, его старший брат царь Пердикка погиб в сражении с линкестскими горцами, оставив несовершеннолетнего сына и вдовствующую царицу, сущую мегеру, которая ранее была регентшей и мечтала стать вновь. В македонской истории такое случилось не впервые, и все племена с окружающих гор: иллирийцы с запада, линкесты и пеонийцы с севера, фракийцы с востока – сошлись, чтобы собрать дань с равнинных городов, пока царский род в упадке. Македонский царь, подобно вождю викингов, был военным лидером; совет знатнейших родов обратился к Филиппу с просьбой принять царский венец. Несомненно, этому шагу предшествовала энергичная подготовка со стороны претендента.