– Есть множество миров для покорения и поглощения во славу нашего господина Саргераса, – ворчал он, и тьма сияла, пронзенная его голосом. – Пусть глупец тешится. Если вздумает применить свои таланты во вред нам, если создаст угрозу – мы это ощутим. Так пусть гниет в своем захолустье, лишенный всего, что ценил!

Кил’джеден медленно повернул массивную голову, посмотрел на повелителя демонов Архимонда.

– Бессилен он или нет – не это для меня важно, – прошипел он злобно. – Я хочу уничтожить его и глупцов, последовавших за ним. Я хочу покарать их за неверие, за отказ подумать о благе для всех нас.

Большая когтистая рука сложилась в кулак, когти впились в ладонь. Полился жидкий огонь, погас, встретившись с плотной тьмой, но остался грубый рубец, шрам. Тело Кил’джедена покрывало множество подобных рубцов – он гордился ими.

Архимонд был могуч, изящен, элегантен, умен, но ему не хватало лютой страсти всеразрушения, обуявшей Кил’джедена. Архимонд каждый раз объяснял, что напрасно тратить силы на изгнанников, и теперь лишь вздохнул, решив оставить все как есть. Уже столетия длится этот спор и продлится еще столетия, пока Кил’джеден не преуспеет в уничтожении бывшего лучшего друга.

А Кил’джеден вдруг подумал: может, в этом и дело? Архимонд никогда не питал особо дружеских чувств к Велену. Для него тот – просто один из владык эредаров. А Кил’джеден любил Велена как брата, нет, почти как другое обличье своего «я».

А он…

Когтистая длань сжалась снова, и снова хлынул огонь преисподней, заменивший кровь.

Нет, мало знать, что Велен сидит где-то в глухомани, залечивая раненую гордость, прячась от зверей и холодов в пещере, собирая коренья для пропитания. Когда-то Кил’джеден хотел просто крови бывшего друга. Но теперь одной крови – хотя в пролитии ее великая сила – слишком мало. Теперь он хотел стыда, унижения – полного, кромешного, неизбывного. Унижение, превращение в абсолютное ничтожество будет куда приятнее медного вкуса крови, текущей в жилах Велена.

Архимонд вздрогнул и приподнял голову – должно быть, кто-то из слуг заговорил с ним. У Архимонда были свои планы, свои слуги и шпионы, свои дела – как и у Кил’джедена, все ради службы темному господину, ради завоевания миров и времен.

Не промолвив и слова, Архимонд поднялся во весь свой исполинский рост и отправился в путь.

Движения его были, вопреки размерам, изящными и точными.

В этот момент и Кил’джеден ощутил прикосновение чужой мысли – Талгат, его правая рука, искал разговора с хозяином. И от мысли его веяло сдержанной радостью.

– В чем дело, друг мой? Говори же! – приказал Кил’джеден.

– О, мой великий господин, я не хочу рождать ложные надежды, но мне кажется, я нашел их!

Ах, какое изысканное, долгожданное наслаждение! Талгат был осторожней тех, за кем охотился, чуть ли не самый осторожный среди подданных. Хотя лишь немного ниже рангом самого Кил’джедена, столетиями был неизменно верен, безукоризненно предан. Даже и столь осторожного заключения не сделал бы, не удостоверившись как следует.

– Где они? Как сумел отыскать их?

– Я заметил следы их магии в мелком примитивном мире. Возможно, конечно, что они побывали там и удалились – такое, увы, случалось.

Хотя Талгат и не мог видеть его, Кил’джеден кивнул и улыбнулся себе: какой нелепый древний пережиток, движение, обозначающее согласие почти у всех разумных рас, какие доводилось встречать.

– Верно говоришь, – ободрил он подчиненного.

Часто воины Кил’джедена являлись куда-нибудь, привлеченные сладким ароматом магии эредаров, чтобы обнаружить только еще теплые следы.

Но Кил’джеден не терял надежды, ведь впереди целая вечность. Когда-нибудь они падут, сдадутся – и станут тем, чем захочет их сделать Кил’джеден.