По иронии судьбы, именно ложная беременность Иззи заставила ее бросить меня семь месяцев назад. Мое место занял некто по имени Генри, хотя все его звали Хеннерс. Он занимал серьезную должность в одной аудиторской фирме и был единственным человеком, чьи собственные волосы со стороны выглядели как парик. Вероятно, когда он познакомился с Иззи, то очень хотел детей. Его первая жена, увы, оказалась неспособна подарить ему ребенка из-за хронической фригидности. Иззи, естественно, решила, что это большой плюс. Хеннерс въехал в наш дом в Чизвике, а я переехал в общежитие в Уэмбли, где ютились люди из разных уголков Европы. Генри времени зря не терял, и сейчас Иззи уже на пятом месяце беременности. У нее будут близнецы. К счастью, Мэдисон рада этому факту больше, чем все мы, вместе взятые.

Генри был нормальным парнем, хотя и носил парусиновые туфли по выходным и покупал рубашки в магазинах Чарльза Тирвитта. Он уговорил меня позволить ему заплатить за обучение Мэдисон в частной школе в Хэмптоне. Сейчас у нее заканчивается первый семестр. Ей там хорошо и очень нравится, я это вижу.

Генри сделал еще один широкий жест – позволил мне пойти вместо него на первое родительское собрание Мэдисон. Это было довольно весело. Наверное, потому, что в последний раз, когда я посещал родительское собрание, я очень старался воспринимать происходящее всерьез, после того как мы с Джошем в учительской Хэдли Холл напились пива, которое он смог пронести мимо Мак-Кензи. Теперь у меня была другая роль. Меня распирала гордость каждый раз, когда я смотрел на Мэдисон в школьной форме, раскрасневшуюся после игры в хоккей, или когда она улыбалась мне после своего первого урока игры на флейте.

Теперь, когда Мэдисон пошла в школу, мне пришлось найти работу, потому что я должен был платить аренду. Я устроился в доставку цветов. Работа была нормальная, потому что люди обычно рады, когда им неожиданно приносят букет цветов. Иногда, прежде чем расписаться за доставку, они читали прикрепленные к букету карточки, и тогда я узнавал их истории. Мне очень нравилось слушать. Это была лучшая часть моей работы.

В Уэмбли было неплохо. Он находился на том же берегу реки, на котором жила Мэдисон, и я также много узнал об Андорре от моего нового соседа Винсента, с которым мы часто пили пиво и который не возражал, если я по пьяни называл его Винни.

В коттедже Дарси было темно, но на первом этаже горел свет, поэтому я смог заглянуть в окно. Все осталось таким же, каким я видел его в последний раз, когда был здесь, включая гирлянды над камином, которые освещали стену, словно довольные маленькие червячки.

Никого не было видно, но машина Дарси стояла возле коттеджа. Она была дома.

Мне нужно было пять минут, чтобы собраться с мыслями, потому что меня трясло, но не от холода. Я смахнул снег с низкой ограды напротив и сел. Мои джинсы тут же промокли, но я решил, что, как только окажусь в доме, встану спиной к камину, что должно ускорить процесс высыхания.

Я готовился к этому моменту много месяцев. Я впервые приехал в Норфолк с тех пор, как мы с Иззи уехали в Лондон более четырех лет назад. Я хотел дать Дарси время прийти в себя и, после того как Зак бросил ее, возможно, познакомиться с кем-то особенным. Я решил быть с Иззи до тех пор, пока Мэдисон не исполнится шестнадцать лет, но потом Хеннерс въехал в нашу жизнь на своем «Порше-Кайенн», что меня немного выбило из колеи. Потому что у меня внезапно появилась возможность задуматься о том, что, может быть, наступает наше время.

Я никогда бы не смог найти никого, похожего на Дарси. В этом я был уверен. Я полюбил ее с самого начала и буду любить всегда. Я понимал, что до конца жизни она будет в моем сердце.

С нашей первой встречи у меня дома у меня возникло к ней очень простое чувство, которое общество почему-то старалось при любой возможности усложнить.