– Не буду с тобой спорить, – проворчал Дэвид Эпперли. – Не хочу! Ты ждешь, что в нем проснутся собачьи инстинкты, но, согласись, собаки так не воют. Они лают и скулят. А этот зверь только воет и рычит. – Дэвид откинулся в кресле, продолжая бормотать: – И не хочу заставлять тебя оправдываться. У каждого человека свои слабости. А кроме того, личный волк – это здорово смотрится.

– Не язви. На самом деле я так не думаю. Но он нейдет у меня с ума. Он как картина, которую хочется разглядывать и разглядывать. Потому что он герой, Дэйв. Ах, парень, если бы ты видел, как он прокладывал себе путь через свору моих собак, ты бы полюбил его! Я уже взял его на мушку. И он прекрасно понимал, что ему конец, но вместо того, чтобы убраться прочь, поджав хвост, он поднял голову и смело посмотрел мне в глаза, как не знаю кто, и плевал на то, что я хотел сделать в ту минуту. И я не смог его убить. Я и сейчас не могу его убить, и он возвращается со мной в мои края…

– В твои края? – холодно отозвался Дэйв.

В разговоре возникла короткая пауза. Братья были родом из старинной семьи с традициями, много поколений которой жили в Нью-Йорке. Семья росла и богатела вместе с городом. Но Эндрю решил попытать счастья на Западе. Как-то случайная охотничья поездка открыла ему те края, и он решил там остаться. А нынешнее путешествие на Восток предпринял только для того, чтобы пригласить младшего брата поехать вместе с ним, но для Дэвида оставить Нью-Йорк было чем-то вроде предательства, и он смотрел на смену фамильного местожительства примерно так же как на смену гражданства. Это была больная тема, и уже немало горьких слов сказали они друг другу. Так что сейчас они молчали.

– Короче говоря, – наконец сказал Дэвид, – ты энтузиаст, старик. Ты веришь в ту страну, потому что разбогател там.

– Ничего подобного! Я верю в ту страну, потому что она стоит того, чтоб в нее верили!

– Пол-унции культуры на квадратную милю.

– А может, и еще меньше. Но культура для меня – роскошь, а не то, без чего жить невозможно. Если в тебе течет та же кровь, ты согласишься со мной! Однако не собираюсь уговаривать тебя ехать со мной на Запад, так же как не уговариваю поверить, что Команч – не чистокровный волк!

Дэвид коротко рассмеялся.

– Скажу тебе, что я сделаю, – заявил он. – Даю слово поехать с тобой на Запад, на твое ранчо, и попытаюсь полюбить тамошнюю дикую жизнь. Однако это произойдет не ранее, чем я увижу храбреца, который положит руку на голову Команча – когда пес будет без намордника!

Опять наступило молчание. Команч притих. Но вдруг из большого квадратного строения на острове Блэкуэлл раздался внезапный взрыв криков. Братья знали, что это тюрьма.

Эхо залпов повторилось несколько раз.

До них доносились далекие голоса, отдающие приказы, и короткие ответы. Потом по черной глади Ист-Ривер заскользил огромный слепящий глаз прожектора.

– Кто-то сбежал, – сказал Эндрю Эпперли. – Какой-то бедняга сумел вырваться оттуда и сейчас уже на воле. Вон идет один из сторожевых катеров!

Они увидели длинный темный корпус, вспарывающий воду. Множество искр рассыпалось вокруг трубы быстро идущего судна, и позади него шлейфом белела пенная дорожка.

– У охранников достаточно всего, чтобы бедолаге очень скоро стало жарко, – заметил Дэвид, когда они с братом подошли к борту яхточки. – Там впереди что, пулемет Гатлинга?

– Да, и еще один сзади.

– И они могут стрелять быстрее и точнее, чем ваши западные головорезы?

– Не знаю, – спокойно ответил Эндрю. – Я видел парня, который орудовал парой кольтов так, что от начала до конца слышен был только один сплошной треск. Эй, смотри-ка, они что, засекли его?

Сторожевой катер резко развернулся и пошел против течения, вздымая по бокам высокие острые волны. Братья видели, что люди в форме, с блестящими винтовками в руках столпились на носу быстроходного катера.