Если бы исследовательница установила постоянную связь с головной компанией и подтвердила, что работа над ее новым препаратом близится к завершению, если бы она позволила компании прислать к ней своих экспертов, компания «Фогель» оставила бы ее в покое и продлила финансирование проекта еще на годы. Но теперь Андерс мертв, а надежда на успех упала до нулевой отметки.

Уже при одной мысли о докторе Свенсон сердце Марины сжималось от ужаса.

Перед ее внутренним взором вставала картина пятнадцатилетней давности, когда она училась в знаменитом Университете Джона Хопкинса: она сидит в аудитории, а перед подиумом расхаживает доктор Свенсон и рассказывает о шейке матки с такой неистовой страстью, граничащей с яростью, что никто из сотни студентов не смеет даже взглянуть на часы, а уж тем более заикнуться о том, что время лекции давно истекло и все слушатели уже опаздывают на другие занятия…

Марина была всего лишь второкурсницей, но пришла на лекцию для третьего курса, так как доктор Свенсон ясно дала понять своим студентам, что они должны посещать все ее лекции. Впрочем, Марина и не собиралась пропускать такие лекции или ловить на них ворон. Все ее внимание было приковано к словам лектора; слайд-шоу атипичных клеток мелькало перед глазами так быстро, что они казались чуть ли не живыми.

Доктор Свенсон знала все, что интересовало Марину; она отвечала на вопросы, которые еще только зрели в голове Марины.

Крошечная женщина приковывала к себе сотни пар глаз слушателей одним лишь голосом, ни разу не повышая его до крика. Студенты боялись ее и боялись пропустить что-либо из ее слов, поэтому оставались на своих местах столько, сколько она считала нужным. Марина не сомневалась, что и вся аудитория испытывала то же, что и она, — смесь ужаса и восторга, и эта смесь заставляла мозг работать с особой интенсивностью. Ее рука записывала страницу за страницей каждое слово, произнесенное лектором. На лекциях доктора Свенсон она научилась делать записи с быстротой судебного репортера, и такое умение помогало ей потом не раз.

Марину внезапно поразило, что она помнит доктора Свенсон лишь по ее лекциям, всегда на значительном расстоянии, а не в хирургическом отделении или в университетском холле.

Карен и Андерс Экманы жили в тупике. Соседи заезжали туда осторожно, сбавляя скорость, так как знали, что мальчишки могут кататься на санках с горки или выскочить из-за куста на велосипеде.

— Здесь, — сказала Марина и показала на красный кирпичный дом.

Мистер Фокс остановил машину у кромки тротуара.

Марина и Андерс получали, вероятно, примерно одинаковое жалованье, поскольку выполняли идентичную работу. Но они никогда не говорили на эту тему. Андерс трудился в компании на несколько лет дольше, чем Марина, и успел заработать чуть больше. Однако Марина уже выкупила свой дом, довольно маленький — и все-таки слишком большой для нее. Теперь она регулярно делала взносы на благотворительность, а остатки жалованья оставляла в банке. А вот Андерс платил за дом, за уроки фортепиано, за брекеты для детских зубов, за летний лагерь и учебу в колледже. Как ему удавалось это, с неработающей женой и тремя сыновьями, и кто будет теперь все это оплачивать?.. Марине припомнились многочисленные дни рождения и рождественские праздники, фотографии мальчишек с подарками, обернутыми в серебристую, красную или зеленую бумагу и перевязанными ленточкой…

Снег моментально покрыл толстым слоем лобовое стекло.

— Какой сюрприз! — проговорила Карен Экман, открыв дверь.

На ней была белая вязаная шапочка, рядом на стуле лежала куртка. Карен тут же вцепилась обеими руками в строгий ошейник, сдерживавший огромного ретривера с золотистой шерстью. Маленькая и хрупкая, она явно проигрывала в этом поединке.

— Нельзя! — громко крикнула она. — Сидеть!