Арпад останавливается и смотрит вниз: «Вот это вздутие». Перед нами человек с раздутым туловищем. По объему оно больше напоминает труп коровы. Паха не видно – всю эту область заполнили насекомые, как будто на теле что-то надето. Также скрыто и лицо. Личинки на две недели старше тех, что мы видели у подножия холма, и гораздо крупнее. Там их можно было сравнить с крупинками сухого риса, а здесь они больше похожи на вареный. Они и ведут себя как слипшийся рис: единая влажная масса. Если подойти к трупу на расстояние одного или двух шагов (честно говоря, не рекомендую), можно услышать, как они едят. У Арпада есть свое название для этого звука: «рисовые хлопья». Рон хмурится; он любит рисовые хлопья.

Вздутие продолжается до тех пор, пока что-нибудь не лопается. Обычно это бывает кишечник. Время от времени это сам торс. Апрад никогда не видел, как это происходит, но дважды слышал. «Раздирающий звук», – так он его описывает. Вздутие обычно продолжается недолго, возможно, около недели. Последние стадии – гниение и распад – длятся дольше.

Гниением называют разрушение тканей и их постепенное разжижение под действием бактерий. Этот процесс идет и в фазе вздутия, поскольку газ в теле образуется в результате разложения тканей, но эффект еще не так заметен.

Арпад продолжает подниматься по лесистому склону. «Эта женщина вот там уже давно», – говорит он. Эти слова хорошо отражают суть. Мертвые тела, которые не были забальзамированы, в основном растворяются; они лопаются, оседают и в конечном итоге просачиваются сквозь землю. Помните фразу злой волшебницы (в исполнении Маргарет Гамильтон) в фильме «Волшебник из страны Оз»: «Я плавлюсь!» Гниение – это замедленная версия такого плавления. Женщина лежит в луже из себя самой. Ее торс осел, органов нет – они вытекли на землю вокруг нее.

Первыми распадаются пищеварительные органы и легкие, поскольку в них обитает наибольшее количество бактерий. Мозг – другой быстро расплавляющийся орган. «Поскольку все бактерии, обитающие во рту, проникают в мозг через нёбо, – объясняет Арпад. – Кроме того, мозг мягкий, и его легко есть. Мозг разжижается очень быстро. Он вытекает через уши и через рот».

Как сообщает Арпад, остатки органов можно идентифицировать примерно на протяжении трех недель после смерти. После этого все превращается в нечто похожее на суп. Поскольку он понимает, что я немедленно задам вопрос, он добавляет: «На куриный суп. Оно желтое».

Рон явно недоволен. Великолепно. Сначала мы лишили его рисовых хлопьев, теперь – куриного супа.

В расщеплении мышц участвуют не только бактерии, но и плотоядные жуки. Я раньше не знала, что такие жуки существуют. Иногда кожа оказывается съедобной, а иногда нет. Иногда, при определенных погодных условиях, кожа высыхает, мумифицируется и делается жесткой – не всем по вкусу. На обратном пути Арпад показывает нам лежащий лицом вниз скелет с мумифицированной кожей. Кожа сохранилась на всей поверхности ног, включая верхнюю часть лодыжки. Туловище снизу до лопаток тоже покрыто кожей. Край ее закруглен, образуя овальный вырез горловины – как в костюме танцора. На скелете нет одежды, но он кажется одетым. Одежда не такая яркая и теплая, как толстовка с эмблемой Гарварда, но здесь кажется более уместной.

Мы останавливаемся на минуту и смотрим на тело.

В одной из буддистских сутр, называемой «Созерцанием девятого кладбища», рассказывается о том, что начинающие монахи, сидя в склепе, обучаются представлять себе различные стадии разложения тела, начиная с «вздутого, синего и гноящегося», переходя к «поедаемому различными червями» и достигая состояния скелета «без плоти и крови, с костями, удерживаемыми сухожилиями». Монах должен учиться этой медитации до тех пор, пока не достигнет абсолютного покоя, а на его лице не появится улыбка. Я рассказываю об этом Арпаду и Рону, говоря о том, что идея состоит в принятии временности нашего телесного бытия, в преодолении отвращения и страха. Или что-то в этом духе.