В его тоне чувствовались мощь и царственность, и одновременно доброжелательность. Все потому, что на протяжении многих сотен лет он играл роль мудрого советчика, тогда как правил как фараон всего шестьдесят четыре года.

– Я думала о том, что могло бы людей в нашем положении в конце концов подтолкнуть к тому, чтобы выбрать уединение, – ответила она.

– Интересно. Изоляция без компаньона была бы немыслимой для меня. Потому что для меня уединение означает лишь одно – сон. А он был бы предпочтителен только в том случае, если требования человека, призвавшего меня к жизни, стали бы невыносимы.

– Выходит, ты не допускаешь мысли, чтобы поселиться со мной на каком-то необитаемом острове, где не могут жить простые смертные?

– А ты мечтаешь об этом, Джулия?

– Я не вполне уверена, но такая возможность кажется очень соблазнительной. Однако лишь как одна из тысячи других. Или даже из миллиона. Потому что сейчас у нас достаточно времени, чтобы опробовать их все.

Рамзес улыбнулся и на ходу прижал ее к себе ближе.

– Наслаждаться этим даром вместе с тобой – совсем другое дело. Все вообще воспринимается иначе, когда ты чувствуешь, что ты не одинок. Но с тобой это ощущается особенно ярко.

– Так и должно быть. Только что ты назвал это даром, но прежде для тебя это было проклятием, и самого тебя звали Рамзесом Проклятым. Но сейчас я даже представить себе не могу, чтобы ты назвал себя так. И это радует меня, Рамзес. Очень радует.

– Да, теперь я и сам вижу, что проклятьем было не бессмертие, а та роль, которую я выбрал для себя. Роль советника. Я ни на секунду не пожалел об этом, но в конце концов это стало невыносимым. И я не могу больше винить в своих прошлых несчастьях исключительно падение власти Клеопатры.

– Или падение Египта, – прошептала Джулия.

– Да. Мною руководила жажда новой жизни, но у меня не было возможности ее утолить. Поэтому я добровольно отдал себя во власть времени. Открытие твоего отца, мое пробуждение были знаками судьбы, но самое замечательное в этой судьбе – это ты, моя Джулия.

Эти слова побудили Джулию с восторгом броситься к нему в объятия. Ее шею враз опалило его горячее дыхание. Час был уже поздний, и такое бурное проявление чувств в это время казалось Джулии абсолютно неприемлемым, даже в Париже. Но только до принятия ею эликсира.

– Нам необязательно возвращаться в Лондон, Джулия. Если, конечно, ты этого не хочешь.

– Наоборот, я хочу этого. И это не просто ради Алекса, Рамзес. Я мечтаю об этом торжестве, этой помолвке, я хочу праздника и для себя, и для тебя. Это к тому же необходимо. Я не могу просто так оборвать все связи. Я должна побывать в управлении «Стратфорд Шипинг», чтобы самой убедиться, что там все в порядке. Вдобавок ко всему… А что, если это существо найдет Алекса? Что, если она знает достаточно, чтобы выследить его в Лондоне?

– Она может легко разыскать как его, так и нас, – вздохнул Рамзес. – Таковы нынешние времена. Пресса, телеграф, фотография…

Джулия уже начала сознавать, что им, возможно, следовало бы оставаться в Англии хотя бы для того, чтобы при необходимости защитить Алекса Саварелла. Но она пока не хотела принимать определенного решения. Только время могло показать, проявит ли воскресшая Клеопатра интерес к кому-то из них. Кроме того, существовал еще и Эллиот, который также был способен защитить своего сына от нападения чудовища. Однако ей очень не хотелось тревожить Эллиота и отвлекать его от дел, которыми он считал необходимым заняться.

Она подвела Рамзеса к скамейке на набережной, к удобной чугунной скамье, куда можно было присесть и понаблюдать за прогуливающимися парами.

– Может, нам телеграфировать Эллиоту? – предложила она. – Чтобы предупредить его насчет Клеопатры?