– Ощущал, но тем не менее ты должна знать следующее: приобретаемый тобой жизненный опыт принадлежит только тебе. И эликсир не меняет тебя полностью. Да, он, разумеется, делает человека сильнее, решительнее. И я в полной мере наслаждаюсь этими изменениями. Но сердце остается прежним. Оно отдает только то, чем уже было наполнено. Оно освобождает твою любовь. Это происходит не со всеми, кто принимает эликсир. Но я знаю, что верить в это очень соблазнительно.

– Но если у человека пропадает страх смерти, разве он не становится от этого…

– Каким? Не становится ли хорошим? Я возродил Клеопатру из мертвых и лишил страха смерти. И что? Разве потом не от ее руки погибли в Каире ни в чем не повинные люди?

– Это другое, Рамзес. Она совсем иное создание. У нас для него даже имени нет.

– Эликсир не в состоянии исцелить падшую душу. Можешь в этом не сомневаться. Твой опыт принадлежит исключительно тебе.

– И ты тоже принадлежишь исключительно мне, – прошептала она. – А еще ты относишься к той части моего жизненного опыта, которой я не желаю делиться ни с кем. Никоим образом.

За этим последовал поцелуй, страстный, смелый, без оглядки на то, что кто-то их может увидеть. Еле оторвавшись от нее, он взял ее за руку.

– Пойдем, – сказал он. – Пойдем в собор.

– Нет, любимый, – покачала головой она. – Только не в эту нашу последнюю ночь здесь. Сегодня я хочу увидеть самые мрачные уголки Парижа, узкие темные закоулки, таверны и кабаре, куда я в прошлом не смела бы ступить и ногой. – Она рассмеялась. – Я хочу побывать в самых опасных местах. Хочу наблюдать, как воры, увидев в нас легкую добычу, потом вдруг невольно, что теперь стало абсолютно неизбежным, отступаются от нас, как если бы мы были ангелами.

Он улыбнулся. Он понял ее, насколько мог понять ее мужчина, подумала она. Любой мужчина, который понятия не имеет, каково это – быть женщиной.

И, взявшись за руки, они пошли от реки в сторону незнакомых им парижских улочек – два ночных путника, два искателя приключений, о которых мир смертных не знал ничего.

7

Монте-Карло

Этот англичанин занимался любовью, как француз, за что Мишель Мальво был ему бесконечно признателен.

Официанты и крупье в казино называли его графом Резерфордом, и Мишель тоже предпочитал думать о нем именно как о графе. Его титул как бы деликатно подчеркивал, насколько он отличался от всех остальных клиентов Мишеля.

Он затащил Мишеля в постель так же рьяно и неистово, как играл за зеленым сукном казино вот уже несколько дней подряд. С энергией мужчины, вдвое моложе себя самого. И даже, между прочим, с энергией мужчины, вдвое моложе Мишеля. В его движениях не было неуместной торопливой стыдливости. Как не было в нем и тени нерешительности или нервозности. На самом деле этот красивый синеглазый аристократ ласкал, изучал и познавал его тело с той же развязностью, что и молодые мужчины, с которыми Мишель, будучи еще мальчишкой, экспериментировал в виноградниках позади родительской фермы.

Нет, в нем не было ничего общего с другими его клиентами, мужчинами и женщинами, которые зазывали его в свои гостиничные номера вороватыми тайными сигналами и жестами. Которые торопливо прощались с ним, как только дело было закончено, но, правда, вручив ему перед этим обязательный подарок. Деньги, драгоценности или обещание угостить хорошим ужином – и все с целью заручиться его благоразумным молчанием, а может быть, и вернуть в свою постель на следующий вечер при аналогичных обстоятельствах.

Даже комната у этого человека отличалась от всех других.