Замутненное видение свойственно всем сферам человеческого опыта, однако, когда человек переживает любовную драму или утрату, этот эффект усиливается. Дисфункциональная привязанность, проявляющаяся в виде влечения и отвращения, обретает над человеком большую власть из-за эмоциональных (например, любовных) страданий и хаотичных попыток эту боль притупить. Когда мир перестает быть надежным и предсказуемым местом, тогда привязанности, эго и страх приобретают больший вес в человеческой психике. Мы формируем привязанность к определенным вещам, и это помогает нам примириться с обстоятельствами, находящимися вне сферы нашего контроля, и с чувствами, с которыми мы не можем справиться.

Когда мир перестает быть надежным и предсказуемым местом, тогда привязанности, эго и страх приобретают больший вес в человеческой психике.

Когда я была девчушкой лет двенадцати, пища стала для меня спасительным убежищем. Это был не сознательный выбор с моей стороны – все получилось так же естественно, как выпить воды, когда испытываешь жажду. У меня были очень близкие взаимоотношения с матерью. Я была робкой девочкой и видела в маме защиту. И вот вдруг она уехала. Всего на месяц. А месяц для двенадцатилетнего ребенка – долгий срок. Отец, чей брак с моей матерью трещал по швам, пребывал в глубокой депрессии – и находил утешение в выпивке и политическом шоу Уолтера Кронкайта по телевизору. Брат? В тот период он был обозлен и растерян – возможно, именно из-за этого он за год четырежды разбивал автомобиль. А я? Я ходила в школу, где водила компанию с умными, но не очень привлекательными девочками – и это мне отнюдь не льстило. А дома практически все время проводила перед телевизором. И находила утешение в сериалах «Остров Гиллигана», «Банда Брэди», «Мне снится Джинни»… Я была влюблена в Бобби, хотела быть похожей на Джинджер, потом на Маршу, любовалась длинными пшеничными волосами Джен, мечтала иметь изысканную и в то же время уютную спальню, как у Джинни. А еще я ела. Мне повезло, что это были семидесятые годы, потому что в продаже было намного меньше всякой вредной еды, чем сегодня. Моцарелла с солеными крекерами (гора крекеров), большая миска хрустящих рисовых хлопьев, йогурт «Данон» (фрукты на дне), тосты с маслом и салями… Однажды я сама съела целую большую пиццу на ужин, пока шла всего одна серия. Но в то время я не испытывала чувства вины. Я еще не успела растолстеть, и еда у меня еще не ассоциировалась со страданиями. Еда служила источником успокоения – я обращалась к ней, как к старой подруге, всегда готовой составить компанию и развеять мои печали, которые я даже не могла выразить словами. Помню, расправившись с целой пиццей, я просто удивилась, но стыдно мне не стало.

Очевидно, что я естественным образом обращалась к чему-то, что давало мне утешение и ощущение комфорта. Почему некоторые из нас выбирают еду, а другие алкоголь, сигареты или секс? Все это индивидуальные формы, которые приобретает снежинка. Однако обращение к чему-либо за утешением – естественный процесс. Нас влечет то, что ассоциируется у нас с комфортом. И мой опыт однозначно указывает, что это неосознанный процесс. Это как выпить воды, когда испытываешь жажду.