Я никогда не видела его таким и, прежде чем успела одернуть себя, стала сравнивать его с Патриком, вспоминая во всех подробностях юного пасынка, с его здоровьем и жизненной силой.

Эдвард увидел меня. И сразу же изменился. Распрямил плечи, спину, ускорил шаг, но это стоило ему немалых сил. Я заметила, как это усилие отразилось на его лице, прежде чем Эдвард успел прогнать все красноречивые признаки усталости, вымучив вместо них вежливую улыбку.

– Извини, – буркнул он. – Я понятия не имел, что ты отдыхаешь, если бы знал – не стал бы тебя беспокоить. Я возвращаюсь в гардеробную.

Он ушел, но я уже поднялась и поспешила за ним в гардеробную, увидела, как муж садится на диван.

– Эдвард… – начала я, но поняла, что не могу продолжать.

Он встал, непреклонный и прямой, вежливо ждал, что я ему скажу.

Мне в голову приходили десятки слов, но я отвергала одно за другим и все еще отчаянно искала нужное, когда он сказал неровным голосом:

– Полагаю, ты хочешь поговорить о Патрике. Ломакс сообщил мне, что сын приходил утром.

– Приходил. – Я так нервничала, что слова никак не давались мне, а он тем временем добавил:

– Увидел, как вы вдвоем гуляли по парку, и, чтобы не смущать вас своим появлением в неподходящий момент, приказал Лейси отвезти меня в клуб. Надеюсь, вы сказали друг другу все, что хотели.

Я тут же впала в такую панику, что могла только испуганно смотреть на него. Лицо у меня словно горело огнем.

– Я заметил, как он обнял тебя, когда вы сидели на скамье, – добавил он. – Все слуги тоже наверняка насладились этим зрелищем с их трибуны из окна холла.

Я ничем не провинилась перед ним и могла бы вполне достойно защитить себя от этих инсинуаций, будь хоть сто раз испугана, но мои тайные мысли заставляли меня вести себя так, будто я и в самом деле совершила ужасающий грех.

– Что ж, я некоторое время ждал, что это случится, – бросил он вскользь, словно его это совершенно не волновало. – В конечном счете чего другого я мог ожидать? Понятия не имею, случилось ли между тобой и Патриком в прошлом настоящее непотребство, но это вряд ли имеет значение. Если ты не согрешила с Патриком, то теперь уж наверняка с кем-нибудь другим. Отлично. Я это принимаю. Да и как могу винить тебя в этом, если я столь длительное время не являюсь полноценным мужем. Я, конечно, мог бы впасть в ярость и повести себя как какое-нибудь чудовище из мелодрамы – и нет сомнения, что многие в моем положении гордились бы таким поведением, – но я считаю себя человеком практическим и надеюсь, что не настолько бесчестен или исполнен гордыни, что не могу не признать свою, а не твою вину в случившемся. Мне очень жаль. Я не должен был жениться на тебе. Несправедливо полагать, что молодая девица может оставаться счастливой с человеком моих лет, и теперь понимаю, что ждал от тебя слишком многого. Что ж, будь как будет. Ты дала мне шесть лет идеального счастья, и с моей стороны было бы чистой неблагодарностью, если бы я теперь ответил тебе злобой и недовольством. Ищи удовлетворения где угодно, если тебе это необходимо, но… – Эдвард замолчал и больше не смотрел на меня. Он оставался сдержанным, но теперь был вынужден отвернуться. – Только не с моим сыном, – быстро добавил муж. – Только не с ним. Я попытаюсь не замечать никого другого. Я тебя люблю и желаю тебе счастья. Ничто, кроме этого, не имеет значения.

И ничто теперь и в самом деле не имело значения. Патрик больше не имел значения, молодые мужчины не имели значения, ни один другой человек не имел значения.

– Ах ты, глупый, глупый человек! – Я поцеловала его, обняла за шею, прижала к себе со всей силой, какая у меня была. Кажется, он тоже заплакал, но я не хотела этого знать, потому что мужчины, а в особенности англичане, не должны плакать. – Пока ты меня любишь, мне все равно. Я не знала ни одного другого мужчины и никогда не узнаю, пока ты по-настоящему любишь меня.

– Я тебя люблю, – сказал он.

– Тогда все хорошо.