В полиции ее спрашивали, сразу ли она вызвала помощь.

– Я точно не знаю, – ответила Катрин. – Вначале я словно оцепенела. Наверняка прошло несколько минут… У меня едва укладывалось в голове то, что я увидела.

Никто не удивился, все посчитали это за нормальную реакцию. Во всяком случае, пока никто не мог ничего сказать о том, в котором часу Надин была избита: ни сама она, ни шокированная и сбитая с толку немка. А преступник вообще ничего не говорил.

Но Катрин знала, что с того момента, когда Надин сбили с ног, до приезда полиции прошло больше сорока пяти минут. Около четверти часа полицейским понадобилось на дорогу от Сен-Сира до дома Симонов. А перед этим где-то в темноте ночи потерялись еще полчаса…

В темноте ночи и в темноте воспоминаний.

Потому что Катрин действительно уже не знала, сколько времени медлила.

Она попросила полицейского, который вез ее теперь обратно из Тулона в Ла-Сьота, высадить ее на въезде в город, внизу на набережной. Несмотря на сильный дождь, ей хотелось пройти часть дороги пешком, чтобы поразмыслить. Но она так ничего и не вспомнила.

Конечно же, Катрин не сказала полиции всей правды о своем вечере в Ла-Кадьере. Она лишь сообщила, что скоро уедет отсюда и что в тот день, после обеда и вечером, просто разъезжала по окрестности, чтобы попрощаться.

– Я сидела в машине в Ла-Кадьере, – рассказала Мишо. – Я просто сидела в машине и прощалась с тем местом, которое всегда очень любила.

– Но ведь было совершенно темно, – удивленно заметил комиссар, – шел дождь и было холодно. А вы просто сидели в машине?

– Да.

Он не совсем ей поверил – Катрин это чувствовала. Но поскольку в данном случае это не имело особого значения, комиссар не стал развивать эту тему.

Сама же она подумала теперь, что ее длительное промедление, может быть, было связано с этим ужасным происшествием в Ла-Кадьере. Хотя там не произошло ничего особенного. Это было лишь вершиной в длинной цепочке унижений на протяжении всей ее жизни, которые она вынуждена была научиться терпеть. А после встречи со Стефаном Катрин и вовсе получила своего рода исцеление всех своих ран – увидела, как падает под ударами кулаков мужчины та женщина, на месте которой ей так хотелось быть, что она готова была все отдать ради этого. Увидела эту красивую, избалованную, всеми обожаемую Надин, лежащую под дождем, как выброшенный мешок с мусором.

Увидела, как Надин получила то, что заслуживала.

Маклер просунул голову в дверь.

– Им очень нравится, – прошептал он, – и если мы еще немного уступим в цене…

– Хорошо, – кивнула Катрин. Ее это вполне устраивало, лишь бы скорее завершить это дело.

Парочка тоже вошла в комнату, где она сидела. Даже в узких, с множеством углов, помещениях они передвигались только взявшись за руки.

– Я считаю, что мы сможем очень уютно обустроиться здесь, – сказала девушка; своим сияющим взглядом она постоянно искала взгляд своего друга. – Видите ли, мы получили в наследство немного денег… И хотели бы вложить их в собственное гнездышко.

От влюбленности этих двоих и от сияния их глаз квартира стала казаться более светлой и приветливой.

«Может быть, она и не была такой отвратительной, как мне казалось, – подумала Мишо, – может быть, в этих стенах просто застоялось слишком много одиночества и тоски».

– По поводу цены… – начал юноша.

– Мы наверняка сможем договориться, – заверила его Катрин.

Она знала одно: теперь, день спустя, она была рада, что Надин выживет. Рада, что в конце все же решилась и вызвала полицию. В первый раз с тех пор, как они познакомились, Катрин подумала о жене своего кузена не с ненавистью, а с чувством удовлетворения. Она почувствовала себя так, словно все случившееся вернуло ей долю свободы, которой у нее не было в течение многих лет.

– А куда вы уезжаете? – спросила у нее девушка.

Катрин улыбнулась.