В сердцах черного народа Линкольн с помощью одного росчерка пера превратился из человека в бога. Но кое в чем, думал Джордж, он так и не изменился. И хотя вашингтонские сплетники то и дело твердили, что президент часто терял терпение, свое замечательное чувство юмора, а порой и жалость по отношению к врагам, Джордж почему-то был уверен, что Линкольн до конца так и остался верен своей путеводной звезде. Он был великодушен и любил всех людей – и с Юга, и с Севера. Но Союз он любил больше.

Именно для того, чтобы сохранить то, чем он так дорожил, он и вел эту губительную войну. Страдал от депрессий и ночных кошмаров, боролся с демонами глупости, некомпетентности и напраслины, грубил, шутил, проповедовал и умасливал, мечтал и оплакивал. А потом его избрали для последнего жертвоприношения на кровавом алтаре.

Но по крайней мере, Авраам Линкольн еще пять дней[69] знал, что его путеводная звезда, яркая и чистая, по-прежнему сияет над остывающими углями пожарищ, впервые разожженных той давней весной, которую Джордж живо помнил и по сей день. Союз выстоял, кардинально измененный, но, по сути, все тот же.

Джордж признавал, но не мог до конца понять этот парадокс. Он просто существовал – могучий, величественный и загадочный, как и сам убитый президент. И скорее всего, так будет всегда.

Закрыв глаза, Джордж просто отдохнул пару минут, не думая ни о чем, а потом его мысли потекли уже по более близкому кругу.

Орри мертв, а его вдова не стала скрывать, что она – по крайней мере, с точки зрения южан – негритянка по крови. Впервые Джордж услышал от этом от Билли, но потом Мадлен сама откровенно поговорила с ним, перед тем как Хазарды покинули Монт-Роял.

Чарльз – все соглашались с тем, что война сломала его. Он стал мрачным и злым. А вот Бретт, которая с нетерпением ждала рождения ребенка, рассуждала теперь скорее как Вирджилия, а не как южанка.

Купер очень переменился, став чуть ли не ретроградом, словно признал наконец свое южное наследие, которое его отец всегда хотел передать ему, а он только презрительно открещивался от всего, что с этим связано. Впрочем, в случае Купера Джордж вполне понимал причины таких разительных перемен. Купер потерял сына, и он старел. А возраст всегда делает человека консервативнее и в мыслях, и в суждениях. Это Джордж хорошо знал.

Изменилось и отношение Билли к чернокожим, а вот его планы на будущее остались неизменными, как мало что теперь. Когда он прощался с Джорджем в Южной Каролине, собираясь провести там оставшиеся две недели отпуска, чтобы помочь Мэйнам, он сказал, что планирует и дальше служить в инженерных войсках. Если, конечно, ничто не помешает его продвижению, но в этом случае всегда останется в запасе строительство железных дорог, которое он уже обсудил со старшим братом. Всем было ясно, что за железными дорогами будущее. Люди уже даже придумали для поездов новое название – железные кони.

Как же сильно процесс перемен, запущенный войной, затронул каждого из них и всю страну в целом. Как глубоко повлияли эти перемены на их жизнь! Никто не остался в стороне – ни те, кто принял изменения, ни те, кто отвергал их. Случайно подслушанный разговор пары за его спиной был еще одним свидетельством этого. Даже твердость убеждений в ответ на грядущие перемены тоже менялась.

Но почему же так много людей сопротивляются этому процессу, который неизбежно происходит везде, размышлял Джордж. То ли в силу характера, то ли воспитания, сам он довольно рано смирился с ним, занимаясь семейным бизнесом. Он всегда был открыт всему новому и постоянно боролся со Стэнли, которого любые нововведения только раздражали. Но постепенно и Стэнли пересмотрел свои взгляды, когда увидел выгоду или, по крайней мере, неизбежность изменений, в том числе и за воротами завода Хазардов.