Комната Руди была на первом этаже, в боковом коридоре, ведущем от лобби, со множеством дверей в чуланы и маленькие кабинеты. Похоже, здесь тоже раньше был чулан; на стене остались отметины, где когда-то могли висеть полки. Высоко на задней стене было прямоугольное окошко с матовым стеклом, а под ним – узкая кровать, слишком короткая для комфортного сна. Крючки вдоль одной стены изображали его гардероб, а в низком шкафчике у кровати он держал туалетные принадлежности. Места хватало, чтобы не ходить от кровати до двери на цыпочках, но и только. В комнате всегда было уютно и тепло, потому что прямо под ней находился отельный котел, но Руди не хотелось бы оставаться в ней на лето, когда здесь наверняка будет невыносимо.

Он схватил полотенце, мыло, шампунь и сменную одежду и прошел по коридору в маленькую душевую для персонала. Как бы он ни старался, день он всегда заканчивал чумазым и промасленным, как его машина, и требовалось немало целеустремленных усилий, чтобы отмыться.

После душа, прежде чем ложиться, он обычно любил задержаться и пропустить пару стаканчиков в баре на первом этаже, но, проходя через лобби, он услышал из бара крики и заметил, что на шум направляется пара полицейских. Тогда он передумал, вернулся в комнату и взялся за книгу.

* * *

Позже в дверь мягко постучала и вошла Марта.

– Поляки разгромили бар, – сказала она, снимая халат и вешая на крючок за дверью. – Полиция арестовала шестерых, – с тех пор как начали прибывать автобусы, она отзывалась о соотечественниках с легким презрением, словно стараясь от них дистанцироваться.

Вытянувшись на кровати, насколько та позволяла, Руди оторвался от книги и произнес: «Мм».

Марта скинула черное форменное платье и вышла из него, повесив рядом с халатом. Под формой на ней были колготки и поношенный черный лифчик. Она была пышной и веселой девушкой с длинными блеклыми русыми волосами, которые красила в каштановый.

– Я так и думала, что ты будешь прятаться здесь, – сказала она.

– Нам больше нельзя говорить по-польски на людях, – сказал Руди. – Нас слышал Ян.

Расстегивая лифчик, она остановилась и посмотрела на него.

– Тогда нам вообще нельзя разговаривать на людях. – На самом деле она неплохо знала английский, но почему-то стеснялась на нем говорить. Она стянула колготки и трусики и оставила на полу. – Двигайся.

Руди отложил книжку на шкафчик и прижался к стене, чтобы пустить Марту под одеяло рядом. Официально Ян строго порицал отношения между персоналом, но неофициально он избирательно смотрел на них сквозь пальцы, если это не мешало распорядку отеля.

– Почему нам нельзя говорить по-польски? – спросила Марта. Руди обнял ее и вздохнул.

– Я не говорил, что вообще нельзя говорить по-польски. Только на людях.

– Но почему?

Просто объяснить это было невозможно. У Марты каждый ответ только вызывал новый вопрос, однажды они целый вечер потратили на череду вопросов и ответов. В процессе Руди забыл изначальный вопрос, а в конце вообще потерял нить разговора.

– Я не хочу тебе врать, Марта, – сказал он.

– Так обычно говорят, когда хотят соврать, – сказала она, прислонившись головой к его шее.

Что ж, разумно. С этим не поспоришь.

– Я не могу сказать почему, Марта.

Она пожала плечами.

– Я не могу сказать, потому что не хочу тебя втягивать, – сказал он, что было простой, чистейшей правдой.

– Я не против, – сказала она сонно. – Я тебя люблю.

– Так обычно говорят, когда хотят сказать какую-нибудь глупость, – ответил он, но она уже мягко похрапывала, мгновенно заснув. Ян гонял работниц, пока те не падали с ног, но в отеле не хватало людей, потому что всем хотелось провести Рождество и Новый год с семьей.