– Очень хорошо. – Саманта кивнула. – Я уважаю вашу лояльность к вашему работодателю и вашу преданность своей работе.

С этими словами она развернулась, прошла к следующему окну и стала стаскивать с него тяжелые портьеры.

– Что вы делаете? – закричала миссис Филпот, когда занавески каскадом свалились вниз.

Саманта бросила охапку бархата на вершину кучи и распахнула окно, наводнив комнату светом и свежим воздухом. Она повернулась к миссис Филпот, отряхивая руки.

– Свою работу.

* * * 

– Она еще там? – шепотом спросила одна из посудомоек у розовощёкого лакея, когда он вошел на впечатляющую размерами кухню Ферчайлд–Парка.

– Боюсь, что так, – шепотом же ответил тот, незаметно хватая ломтик нарезанной колбасы с подноса и запихивая его в рот. – Разве вы не слышите?

Хотя на улице стемнело уже почти час назад, таинственный шум продолжал отдаваться эхом на весь первый этаж. Звуки ударов, звона, ворчания и скрип тяжелой мебели, которую тащат по паркету, были слышны с самого утра.

Слуги проводили день так же, как повелось с возвращения Габриэля с войны – столпившись вокруг старого дубового стола перед кухонным очагом и вспоминая старые добрые времена. Этим холодным весенним вечером Беквит и миссис Филпот сидели друг напротив друга и пили одну чашку чая за другой, не смея встречаться взглядами или произнести хоть одно слово.

Когда очередной, особенно резкий удар заставил всех вздрогнуть, одна из горничных прошептала:

– Вы не думаете, что мы должны…

Миссис Филпот повернулась и убийственным взглядом пригвоздила бедную девушку к месту.

– Я думаю, что мы должны заниматься своими собственными делами.

Один из молодых лакеев выступил вперед и посмел задать вопрос, который каждый хотел, но боялся задать.

– А что, если услышит хозяин?

Сняв очки и полируя их рукавом, Беквит печально покачал головой.

– Прошло столько времени с тех пор, как хозяин обращал внимание на то, что происходит вокруг. Нет причин думать, что сегодня вечером будет по–другому.

Его слова навели на всех уныние. Когда–то они гордились своей преданностью этому большому дому, порученному их заботам. Но то, что ни одна живая душа не видит, как блестят любовно натертые деревянные поверхности, не хвалит поддерживаемый ими порядок на всех этажах, или камины, наполненные свежими дровами, было причиной того, что они не смогли отойти от мрачных мыслей.

Они едва заметили, что в кухню осторожно вошла одна из молоденьких горничных. Подойдя прямо к госпоже Филпот, она сделала один реверанс, потом другой, явно слишком робея попросить разрешение сказать.

– Не подпрыгивайте, как поплавок, Элси, – рявкнула миссис Филпот. – В чем дело?

Теребя передник в руках, девочка снова сделала реверанс.

– Я подумала, что вам лучше пойти и самой посмотреть, мэм.

Обменявшись сердитым взглядом с Беквитом, миссис Филпот встала. Беквит выдернул себя из–за стола и последовал за ней. Выходя из кухни, они были слишком сосредоточены, чтобы заметить, что остальные гурьбой высыпали за ними.

Наверху подвальной лестницы миссис Филпот внезапно остановилась, едва не создав опасную цепную реакцию.

– Ш–ш–ш–ш! Прислушайтесь! – приказала она.

Все задержали дыхание, но услышали только одну вещь.

Тишину.

Когда они беззвучным парадом проходили одну комнату за другой, их ноги больше не наступали на груды осколков и обломков. Лунный свет проникал через незанавешенные окна, открывая чисто подметенные полы и сломанную мебель, разделенную на две аккуратные части – в одной пригодная для починки, а во второй – только, чтобы выбросить. Хотя самая тяжелая мебель все еще оставалась на своих местах, проход через большинство комнат был освобожден, все хрупкие вещи переставлены на верхние этажи каминных и книжных полок. Все коврики, за плетеные края которых могла зацепиться нога, также были скатаны и отодвинуты к стене.