Мне очень хотелось, чтобы он все-таки взял мой хлеб.

– Я взяла закваску из «Супа и Закваски на Клемент-стрит». Знаете их? Там два брата работали? Суп, сэндвичи?

Любитель фильмов про супергероев медленно покачал головой, взгляд его стал подозрительным.

– Извините, мне надо идти.

Он закрыл дверь, и я услышала щелканье щеколд – одна, другая, третья.

Мне стало ясно: если уж хочется поделиться чудом (а мне хотелось!), надо делиться с людьми, которые меня знают.

Когда я развернула свои дары за столом любителей Суспензии, Питер опасливо отпрянул назад – прямо вместе со стулом.

– Я не ем хлеба, – напомнил он. Это прозвучало как заклинание против злых сил.

А вот у остальных адептов Суспензии никаких угрызений совести не возникло. Мы стали мазать толстые мягкие куски сливовым джемом, похищенным с роскошного стола с тостами, который устроила шеф Кейт.

Больше всех заценил хлеб Гарретт. Звуки, которые он издавал, поедая хлеб, были на грани приличия.

– Это ты сама сделала? – спросил он, разинув рот. – Это из какого-то полуфабриката? Он был замороженный?

Гарретт жил в крохотной квартирке в новом доме на Сэнсом-стрит, и кухни там не было. Зато был встроенный в стену тачскрин, подключенный к разным сервисам доставки, которые, согласно договору с владельцем дома, привозили еду меньше чем за пять минут. Гарретт был настолько далек от кулинарных вопросов, что на его фоне я выглядела Айной Гартен.

Я рассказала, как живая закваска придает хлебу текстуру и аромат. Глаза у Гарретта расширились от недоверия.

– Оно было… живое? – мягко переспросил он. С сомнением. Как и я сама, он никогда раньше не задумывался о том, откуда берется хлеб и почему он выглядит так, как выглядит. Вот они мы и наше время: мы могли подчинить себе суперсложных роботов, но самые простые вещи ставили нас в тупик.

Шеф Кейт обходила свои владения, дружелюбно болтая с обедающими. Наш стол она обычно обходила стороной, не в силах смириться с нашими пищевыми предпочтениями. Но сегодня Арджун подозвал ее, и она с мрачным видом подошла к нашему столу.

– Лоис теперь печет хлеб, – объявил Арджун.

– Я и не знала, что вы, ребята, едите твердую пищу, – сказала Кейт.

– Только Питер не ест.

– Это правда, – сказал Питер.

– Можно попробовать? – спросила Кейт.

Все взгляды устремились на Гарретта, который как раз только что умял последний кусочек. Он выглядел виноватым, но очевидно не сожалел о своем поступке.

– Вот уж не ожидала! Пекарь за столом любителей Суспензии. А остальные наворачивают. Во даете! – и в этом ее «во даете» явственно слышалось глухое одобрение. – Лоис, в следующий раз и мне принеси. Хочу попробовать твои изделия.

Вечером я пришла домой и – катастрофа!

Закваска засохла. В горшке была не слизь, а, скорее, засохшая корка с темной потрескавшейся поверхностью. Пахла она жидкостью для снятия лака и выглядела мертвой.

Я в панике замешала еды для закваски – муки с водой. Мне казалось, что кормить ее надо медленно, по чуть-чуть, как поят из бутылочки больного котенка. (Я никогда не поила из бутылочки больного котенка. Но однажды я вернула к жизни Кубрика, обрызгав его из пульверизатора. Вообще-то загубить кактус очень и очень непросто.) Я вливала и вливала мучнистую пасту в горшок и в это время разговаривала с закваской.

– Ну давай, – бормотала я. – Всего один день. Ты же должна легко такое переживать. В книге говорилось, что тебя можно оставить одну на неделю.

«Ты должна поставить мазгскую музыку», – сказал Чайман. Я поставила диск и несколько раз нажала на клавишу – пик-пик-пик, – прибавляя громкость.

Я кормила и лелеяла закваску, и она начала оживать: масса посветлела, на поверхности появился первый робкий пузырь.

Облегчение. А вместе с ним – раздражение: Чайман и Беорег одарили меня странной и могущественной субстанцией, которая к тому же требует постоянного ухода!