Она чувствовала нарастающее давление, входя в кабинет начальника. Он сидел за небольшим столом для совещаний и разговаривал с кем-то по телефону. Рядом с ним сидел Харрисон и читал что-то с экрана ноутбука. Ярдли тоже была здесь, прибыв всего на пару минут раньше Макензи. Она сидела, слушала, как Макграт говорит по телефону, и ждала дальнейших указаний.

Глядя на Ярдли и Харрисона, Макензи вдруг захотелось, чтобы Эллингтон тоже был рядом. Эти мысли напомнили ей, что она до сих пор не знала, что за дело поручил ему Макграт. Она гадала, не было ли оно как-то связано с текущим расследованием, но если так, то почему ей ещё ничего не сообщили о местонахождении Эллингтона?

Когда Макграт наконец закончил разговор, он оглядел собравшихся трёх агентов и вздохнул. «Это был заместитель директора Кирш, – сказал он. – Он поручил это дело трём своим агентам, чтобы они вели его параллельно с вами. Мы облажались, когда пресса узнала об убийстве. Поднимется большая шумиха, и это произойдёт уже очень скоро».

«Для этого есть какая-то особенная причина?» – спросил Харрисон.

«Живое Слово – очень известная церковь. В неё ходит президент. Часто там появляются и некоторые другие политики. Церковные подкасты еженедельно слушают около полумиллиона человек. Вудалл не был знаменитостью, но его хорошо знали. А если в эту церковь ходит президент…»

«Понял», – сказал Харрисон.

Макграт посмотрел на Макензи и Ярдли: «Нашли что-нибудь примечательное на месте убийства?»

«Возможно, да», – ответила Макензи. Она подробно рассказала о необычном точном разрезе в правом боку Вудалла. Однако она не стала говорить о том, что пыталась увидеть в этой ране некий акт символизма. У неё не было ни одной рабочей теории, а тратить время на пустые разговоры ей не хотелось.

Макграт был в панике. Он развёл руки и кивнул в сторону стульев, стоящих вокруг стола: «Присаживайся. Давайте ещё раз пройдёмся по фактам. Я хочу, чтобы Кирш владел той же информацией, что и мы. Включая вас троих, теперь над делом работают шесть агентов. Если мы будем работать слажено, владеть всей информацией, то сможем прижать этого парня до того, как он совершит новое убийство».

«Итак, – сказала Ярдли, – мы точно знаем, что он не ограничивается какой-то одной конфессией. Более того, кажется, что он делает это почти нарочно. Жертвы принадлежали к католической церкви, пресвитерианской и теперь к внеконфессиональной».

«Стоит также взять во внимание, – сказала Макензи, – что пока мы не можем сказать наверняка, для чего он использует распятие: как средство наказания и символ или просто для имитации».

«А в чём разница?» – спросил Харрисон.

«Пока мы не знаем, чем он руководствуется, мы не можем понять мотив, – ответила Макензи. – Если всё дело в имитации, тогда, скорее всего, он не верующий, возможно, даже озлобленный атеист или человек, который верил в Бога раньше, но не верит сейчас. Но если распятие носит для него символический характер, он может быть ярым верующим с довольно странными способами заявления о своей вере».

«Говоря о тонком разрезе на боку Вудалла, – спросил Макграт, – у других жертв его не было?»

«Нет, – сказала Макензи. – Это что-то новое. И это наводит меня на мысль, что рана должна что-то значить. Возможно, через неё убийца пытается нам что-то сказать; или она говорит о том, что он дальше съезжает с катушек».

Макграт оттолкнулся от стола и поднял глаза к потолку, словно искал там ответы. «Я не питаю иллюзий, – сказал он. – Я знаю, что у нас нет ни одной зацепки или теории, но если ко времени, когда об этом гадском деле раструбят все национальные каналы и газеты, у нас ничего не будет, нам придётся плохо. Кирш говорит, ему уже звонила какая-то конгрессвумен, прихожанка Живого Слова, и спрашивала, почему мы не разобрались с этим делом сразу после убийства Костаса. От вас троих мне нужен результат. Если к обеду вы мне ничего не представите, мне придётся привлечь ещё людей, а я этого не хочу».