– Что он не мог таким образом рассчитывать выманить ее из квартиры и поймать. Мало того, что было совершенно очевидно, что она на это не купится – Николай на тот момент еще не влез к ней в доверие – но ведь это чисто технически было невозможно. Посуди сам – сидеть под лестницей всю ночь! Тут весьма вероятно, что соседи проявят даже не бдительность, а банальную заботу о своей безопасности, и вызовут полицию. Ждать на улице – тоже нереально. Холодно, а главное – в случае появления НТ он просто не успел бы вломиться в подъезд и взбежать по лестнице. Да и как бы он узнал, что она решила спуститься? Лестница видна, только если стоять напротив окон парадной.

– Я бы подумал, что все это входило в пакет действий по запугиванию. Он и сам, наверное, не знал, зачем это делает. Интуитивно пробовал то одно, то другое.

– Мне показалось, что для предполагаемой цели это уж чересчур бессмысленные действия, – промолвил Костя. – И я решил свою гипотезу проверить.

– Ты думал, что он действительно оставил записку? Но ведь там ничего не было.

– Я предположил, что Николай оставил записку не для НТ. А для человека, который знает, где ее искать. Или догадается. Вобщем, я приехал к вам домой с вашими ключами и открыл ящик. Новых квитанций еще не было; я выгреб рекламки. Потом внимательно осмотрел внутренность ящика через щель. И заметил крошечный уголок листка, который виднелся, скажем так, в конструктивном зазоре в глубине ящика. Я попробовал его достать. Пытался и так и эдак, подковыривал ножом и кусочком проволоки. Но не смог. И тогда мне пришло в голову, что «вход» в этот зазор должен быть и через нижний ящик, и что оттуда подковырнуть застрявший листок будет удобнее, в силу закона тяготения. … Э, похоже, пора подбросить дровину!

И правда, я совсем забыл о печке. Дрова едва тлели, а до оптимального уровня тепла было еще далеко. Я принялся реанимировать горение.

– Благо, вы перед отъездом очень предусмотрительно познакомили меня с Ниной Михайловной, вашей замечательной соседкой, которая одним своим существованием опровергает унылые рассуждения об атомарности общества. Николай уже в который раз воспользовался ее социальной активностью – первый раз, когда показывал себя Тасе через глазок, а второй раз – для операции с листком. Тот ящик, что находится под вашим, принадлежит именно ее квартире. Я позвонил, поздоровался и попросил помочь мне достать «завалившееся» письмо. Добрая женщина весьма удивилась, потому что раньше письма в этом зазоре никогда не застревали. Я с ней полностью согласен, потому что вероятность этого сравнима с падением монеты на ребро…

– Значит…

– Значит, его специально туда засунули. Причем сделать это при закрытом ящике никак нельзя. То есть ящик открывали.

– Выходит, Николай его сунул туда еще до всего ЭТОГО, когда значился другом Таси… Какая, однако, сложная композиция: подложить заранее письмо с прицелом, чтобы потом сообщить об этом Тасе – нет, уже НТ, в расчете, что она расскажет об этом мне… Или кому-то еще, кто столь же пытлив, как ты, и раскроет его замысел. Ничего себе! Погоди… так ты вытащил письмо? Оно – у тебя?

Костя, как мог, постарался избегнуть пафосного жеста, но он поневоле вышел таким – он достал из клапана рюкзачка листок и протянул мне. Я схватил его. Он был пустой, за исключением адреса какой-то «вконтактовой» записи, написанный от руки вверху.

– Ты набрал эту запись?

Костя, подобно волшебнику, вынимающему из шляпы все новые чудеса, молча передал мне планшет с уже открытой записью. От имени некоего «Кони Мельхиорового» (на аватарке была архивное черно-белое фото импозантного господина в шляпе; если мне не изменяет память, это Хармс) предлагался за тысячу рублей какой-то простенький планшет. Я взглянул на Костю.