Потому Нэссун – тело ее спокойно, ее разум неистов – хватает серебристые нити из воздуха вокруг себя и свивает грубую, но эффективную сеть. (Она никогда не делала такого прежде, но никто и не говорил ей, что так нельзя.) Она набрасывает часть ее на Ниду, не обращая внимания на Умбру, поскольку так сказал Шаффа. И в следующее мгновение она понимает, почему он велел ей сосредоточиться лишь на одном из Стражей. Серебро, которое она спряла вокруг Ниды, должно было бы крепко связать ее, как насекомое, влипшее в паутину. Вместо этого Нида резко останавливается, затем смеется, когда нити чего-то еще выбрасываются из нее и бьют по воздуху, рассекая сеть вокруг нее. Она снова бросается на Нэссун, но та – после испуга от скорости и эффективности реакции Стража – поднимает камень из земли и пронзает стопу Ниды. Это лишь ненамного тормозит ее. Она рвется вперед, ломая осколки камня, которые продолжают торчать из ее ботинок. Пальцы одной ее руки сложены как когти, другая кисть сложена как плоский клинок. Какой рукой первой дотянется, так и будет рвать Нэссун.

Здесь Нэссун паникует. Лишь чуточку, поскольку иначе потеряет контроль над сапфиром, – но все же. Она ощущает сырое, голодное, хаотическое дрожание серебряных нитей в теле Ниды, она никогда не чувствовала подобного, и это почему-то внезапно пугает. Она не знает, что сделает с ней эта странная дрожь, если Нида хоть чем-то коснется обнаженной кожи Нэссун. (Ее мать-то знает.) Она отступает на шаг, желая, чтобы сапфировый длинный кинжал передвинулся в оборонительное положение между ней и Нидой. Ее здоровая рука все еще на рукояти сапфира, так что это выглядит, будто она размахивается – слишком медленно и дрожа. Нида снова смеется – высоким голосом, с удовольствием, поскольку обе они видят, что даже сапфира будет недостаточно, чтобы остановить ее. Нида выбрасывает вперед руку, сложенную когтистой лапой, ее пальцы распластываются по щеке Нэссун, когда она уклоняется, как змея, от дикого замаха Нэссун – Нэссун роняет сапфир и кричит, ее онемевшие сэссапины отчаянно, беспомощно сокращаются…

Но все Стражи забыли об еще одном страже Нэссун. Сталь словно не двигается. Последние несколько минут он стоит спиной к груде, бывшей Джиджей, с безмятежным лицом, расслабленный, глядя на северный окоем. В следующее мгновение он уже ближе, прямо рядом с Нэссун, перенесшись так быстро, что Нэссун слышит резкий хлопок воздуха. И движение Ниды вперед резко останавливается, поскольку ее глотка крепко зажата в кольце поднятой руки Стали.

Она вопит. Нэссун часами слушала ее бессвязную болтовню дребезжащим голосом, и, возможно, это заставило ее думать о Ниде как о певчей птичке, болтливой, щебечущей и безобидной. Этот вопль – крик хищника, чья дикость превратилась в ярость из-за того, что ей не дали обрушиться на добычу. Она пытается вырваться, рискуя ободрать кожу и порвать связки, но хватка Стали крепка как камень. Она попалась.

Звук откуда-то сзади заставляет Нэссун резко обернуться. В десяти футах позади нее Умбра и Шаффа размыто слились в поединке. Она не может видеть, что происходит. Оба двигаются чересчур быстро, бьют стремительно и жестоко. Когда ее уши ловят звук удара, они уже в другом положении. Она даже не может сказать, что они делают, – но она боится, так боится за Шаффу. Серебро в Умбре течет рекой, сила постоянно поступает в него через эти блестящие корни. Однако в Шаффе это течение тоньше, как цепь стремнин и заторов, дергающая его нервы и мышцы и непредсказуемо вспыхивающая в попытках отвлечь его. По сосредоточенному лицу Шаффы Нэссун видит, что он все еще держит ситуацию под контролем, и что именно это спасло его; его движения непредсказуемы, стратегически рассчитаны, выверены. И все же. Потрясающе, что он вообще может сражаться. И то, как он заканчивает бой, когда его рука по запястье входит под челюсть Умбры, ужасает.

Умбра издает ужасающий звук, замирает – но мгновением позже его рука снова устремляется к глотке Шаффы, размываясь от скорости движения.