Добравшись до Парижа, мы, как обычно, разместились в особняке матери Изабель и два дня отходили от вояжа. Не то чтобы он был таким уж напряженным, но то, что мы путешествовали с детьми, изрядно добавило трудностей. Впрочем, на мелких было грех жаловаться. Они дорогу перенесли отлично. У сынчика под конец даже выработалась забавная привычка. Как только мы сажали его в машину, он мгновенно засыпал. Даже если мы еще какое-то время не трогались с места и машина просто стояла неподвижно.

Вечером после возвращения, когда мы с любимой, уложив детей, завалились на наше «супружеское ложе», Аленка прижалась ко мне и прошептала на ухо:

– Знаешь, а меня отпустило.

– В смысле? – не понял я.

– Ну-у-у, понимаешь, Прага надолго съела у меня всю эмоцию. После нее я думала, что меня теперь ничем не удивить и не очаровать. А вот это путешествие… оно… короче, я опять была в восторге!

– Ну, надеюсь, ты его хорошо запомнила, – довольно улыбнулся я. Потому что это наше путешествие для меня лично было вторым. В прошлой жизни мы с ней проехали приблизительно тем же маршрутом, только произошло это на тридцать с лишним лет позже. Ну да в той жизни я в это время еще даже и не думал идти в писатели, хотя кое-что уже потихоньку кропал. Но по большей части малую форму – рассказы, повестушки. Они выходили в журнале «На боевом посту», и о том, чтобы попытаться отдать их куда-то еще, у меня в тот момент и мыслей не было…

– Еще бы! Ну а если что и забуду, так есть как вспомнить, – и жена, шаловливо улыбаясь, ткнула пальчиком в сторону торжественно водруженного на туалетный столик дорогущего фотоаппарата Nikon F4. На него ушла добрая часть тех денег, которые успели накопиться на моем французском счету после того, как были закрыты все долги, образовавшиеся из-за ремонта нашей квартиры. Это был мой ей подарок, который привел Аленку в шок. Ну не было у нее до этого никаких поползновений в сторону фотографии. Но для меня это было вполне осознанным решением. Причем на перспективу.

Дело в том, что я не хотел, чтобы она после декрета снова выходила на работу. На хрен то кубло, которое подзуживало мою любимую к измене с «творческой личностью»! Да и смысла особенного не было. Денег нам хватит и тех, что я сам заработаю, а нервы у человека не железные. Работа же в школе – дело очень нервное. А если учесть, какой скоро начнется раздрай и развал, то и вообще говорить не о чем… Ну а пенсию, я надеюсь, мы даже оформлять не будем. Пусть наши налоги пойдут тем, у кого пенсия – единственный источник дохода, а мы и так проживем. Так что стаж нам тоже не интересен… Но и просто сидеть дома ей, с ее характером, было бы скучно. Поэтому в нашей прошлой жизни она у меня в конце концов увлеклась фотографией, а потом и написанием картин. У нее даже выработалась ее собственная вполне узнаваемая творческая манера, которая многим нравилась. Так что и ее фотографии, и написанные ею миниатюры среди знакомых разлетались как горячие пирожки… Вот я и подумал – почему бы ей не заняться этим лет на двадцать-тридцать пораньше?