– Зря ты так! – не согласился он. – Сам же говорил: на войне все по-другому. Вот выйдем к своим, я твои пули начальству представлю и про подвиги расскажу. Чтоб за такое не наградили? Вон, Кутайсов, самого подлого происхождения человек, парикмахером и камердинером при государе Павле Петровиче обретался, а стал графом и помещиком. В великой силе был! Сын его, генерал-майор, артиллерией в первой армии командует. А ты герой. Помяни мое слово, Платон! Еще до конца года увижу на твоих плечах эполеты.

«Блажен, кто верует, тепло ему на свете». Получить титул, отираясь возле императора, дело обычное. Но какому-то мещанину при армии… Разубеждать Спешнева я не стал. Похоже, он уверился в моей удачливости. Зачем лишать человека иллюзий?

– Хорошо, – сказал я. – Спою.

* * *

Ехали не спеша. Французы нас не подпирали, в деревнях и селах, которые мы проезжали, их не видели и не слышали – по всему выходило, что оторвались. К моему удивлению, егеря довольно прилично держались в седлах. Оказалось, их этому обучают. Егеря в этом времени что-то вроде спецназа. Сделать вылазку в стан врага, разгромить штаб, захватить языка (есть уже здесь такой термин), устроить засаду, вести в бой в лесу, среди болот и кустарников… Они стрелять из-за укрытий, перезаряжать ружья, лежа на спине. Это мне Спешнев рассказал. Еще егеря метко стреляют, в том числе из пистолетов, и этот навык для них главный. В своем времени мне довелось прочесть реальную историю из этой войны. Русский егерь, унтер-офицер, засев в кустах на берегу, метким огнем не давал французам возможности навести мост через реку. Чего только не предпринимали лягушатники! Палили залпами по кустам, где укрывался стрелок, затем подогнали пушку. Не помогло. Целый день один-единственный егерь срывал французам переправу. Форсировать реку им удалось только назавтра. В изломанных кустах на берегу французы обнаружили мертвое тело героя. Это их настолько поразило, что этот эпизод вошел в историю войны.

Командующий 2-й русской армии Багратион сам некогда командовал егерями[67], службу их знает. Не удивительно, что в подчиненные ему егерские полки вымуштрованы и обучены. Любимец Суворова, прошедший десятки сражений, перенял у автора «Науки побеждать» не только его приемы, но и сердечную манеру обращения с солдатами и офицерами. Не удивительно, что Багратиона любят в войсках, в отличие от чопорного и холодного Барклая де Толли.

В первом же встреченном селе я зашел в церковь, где купил нательный крест. В этом времени их носят все – от крестьянина до императора. Мой сняли гусары – польстились на серебро. Подарок бабушки умыкнули, скоты вюртембергские! В сельской церкви серебряного не нашлось – откуда? поэтому взял медный на шнурке. Заодно показал священнику трофейный медальон, попросив оценить, что за образ на миниатюре? Православный ли?

– Униатский, – ответил священник, рассмотрев. – У нас так не пишут. Не переживайте, господин, – добавил, разглядев огорчение на моем лице. – Униатские иконы не запрещены. После того как польские земли перешли под русскую руку, их храмы стали православными, но убранство и иконы в них остались прежними. Там и прежде служба по-нашему велась, разве что священство подчинялись папе, а не Синоду, как мы. Откуда у вас этот образок?

– Трофей, – не стал скрывать я.

– Я могу его освятить. Неизвестно, сделал ли это прежний владелец. Ему, как понимаю, Богородица не помогла. А так защитит вас.

– Сколько? – спросил я.

– Полуполтина.