Стальная империя - Сергей Васильев (2021)

Яков Рощепей, самый молодой конструктор в ведомстве полковника Филатова, в Первопрестольной, да и вообще в большом городе, оказался впервые. Родился и вырос в крохотном селе Осовец на Черниговщине, в многодетной крестьянской семье, где самой большой удачей считалось дважды в год съездить в уездный центр, отличающийся от родного села только количеством дворов, парой каменных двухэтажных казённых зданий, да кабаком — главным культурно-развлекательным центром всей округи.

В 1898 году двадцати лет от роду, Якова призвали в армию и отправили в крепость Зегрж в привислинском крае кузнецом при полковой мастерской. Охочий до разных поделок, Рощепей в свободное от работы время буквально на коленке сваял приспособление для автоматической стрельбы — к винтовке Мондрагона приделал поворотный затвор Манлихера с зацепом непосредственно за ствол… Это творение увидел комендант, долго крутил в руках, цокал языком, потом написал письмо полковнику Филатову, знавшему его по академии.

А еще через месяц Яков сидел в мастерской Ружейного полигона офицерской стрелковой школы вместе с Владимиром Федоровым и сопел, выводя непривычными к рисованию пальцами эскизы нового оружия — автоматически стреляющей винтовки или, как тут ее называли, ручного пулемета. В те времена поворотный затвор стандартно цеплялся за вырезы в ствольной коробке, а вырезы на самом стволе, сделанные Яковом, позволяли облегчить всю конструкцию, что уже было серьёзным достижением. Покрутив изделие, Федоров добавил к ней продольный газовый поршень собственного изобретения. И система заработала! Правда не с 7 мм патроном Мандрагона и уж тем более — не с отечественным мосинским 7,62 из-за их избыточной мощности. А японские патроны 6.5 мм механизм автоматического перезаряжания уже воспринимал лояльно и не пытался прикинуться мёртвым после первой очереди.

И вот всё их конструкторское бюро в полном составе приглашено в Москву, где накануне Нового года состоится награждение и торжественный ужин в честь орденских кавалеров, а значит, и в честь него, Якова Рощепея, крестьянского сына.

Москва встретила молодого человека морозными узорами на окнах, хрустящим снежком под ногами, ароматами глинтвейна и имбирных пряников, рождественскими ярмарками и катками под открытым небом.

Якова, зачарованно бродящего по нарядным праздничным бульварам, озирающегося на каменные рукава улиц с текущими по ним реками людей, запрокидывающего голову на золотые маковки церквей, коих в Москве было больше, чем он до этого видел за всю жизнь, где-то на Чистых прудах выловил хорунжий Токарев, засунул в возок и доставил в гостиницу. Сюда привезли новые мундиры, пошитые или, как тогда говорили, “построенные” специально для этого торжественного случая — двубортные кители цвета "морской волны" на сплошной шелковой подкладке, с шестью большими золочеными гербовыми пуговицами, с жестким стоячим воротником со слегка скошенными концами, обшитым цветным сукном с двойным золотым кантом и петличными эмблемами инженерного корпуса, выполненными серебряным шитьем.

Вместо балахонистых шароваров, введенных Александром III, китель дополняли только что вошедшие в моду “галифе” и кортик, воспринятый инженерами особо благосклонно, ибо сабля в качестве церемониального аксессуара надоела всем хуже горькой редьки — громоздкая, цепляющаяся за все выступающие предметы и бестолково занимающая руки.

-Эх, жаль, прохожие этой красоты не увидят, — пробормотал Яков, накидывая сверху свою старую шинель.

До Кремля добирались долго. Три кольца оцепления, около каждого — проверка документов. На третьем, уже внутри Большого Кремлевского Дворца, — сверка приглашенных с их фотографическим изображением. Фотокаталогом ловко орудовали и сверяли его с оригиналом две строгие девчушки в стилизованных с прямой юбкой мундирах лейб-жандармерии и очаровательно-кокетливых шотландских гленгарри в тон остальной униформе.