Родившийся ребенок познает мир «на зуб», девочка присваивает маму, делает мир своим, она его «ест», но съесть не может — мама поглощена тоской по первому, по мальчику. Это очень хорошо описывает Джеймс Барри — не классический замещающий ребенок — в сцене, когда Питер Пен рассказывает Венди, как он предпринял попытку вернуться к своей маме, но мама его уже не ждет — она закрыла окно. «Я верил, что моя мама всегда будет держать окно открытым. Прошло много лунных месяцев, прежде чем я вернулся. Окно оказалось закрытым. Моя мама совершенно забыла обо мне, а в моей кровати спал другой малыш» (Барри, 2014). Мама Питера отгоревала своего мертвого ребенка, и его дом находится под землей. Но не мама самого Барри, как и не наша предполагаемая царица из сказки.

Иван царевич смотрит на свою землю и плачет, но почему-то не признается Солнцевой сестре, что с ним происходит. Она же делает все именно для того, чтобы услышать истинную причину его слез. Зачем? Возможно, когда «стал он просить Солнцеву сестрицу, чтоб отпустила его, добра молодца, на родину понаведаться», и когда он проявляет настойчивость, отстаивая перед ней свое желание «понаведаться», становится видно, как укрепилось Эго в своем желании встречи с образом мертвого сиблинга. И это уже не слезы депрессивной матери, а слезы отчаявшейся в своей ненависти сестры. Сестра — страшная ведьма, она, безусловно, ненавидит этого мертвого брата, которого ей навязали в качестве идеального образца. Но замещающие дети не готовы признавать свою ненависть, хотя это то, что клокочет в них, прорываясь в поведении в самый неподходящий момент.

Сновидение клиентки, которую я видела как замещающего ребенка. У нее была сестра, которая умерла за несколько лет до ее рождения. В сновидениях часто присутствовала подруга с тем же именем, что и у сестры. Клиентка всегда называла ее уменьшительным именем, так же, как и сестру. Конечно, в тексте я ее называю не настоящим именем.

Сновидение: Компанией ездили на выставку, надо ехать обратно. Все влезли в машину, осталось одно место. Остались я и Аннушка. Я уступаю ей — пусть едет. Я пешком пойду.

Отправляясь в дорогу, Иван царевич получает дары, смысл которых — укрепление границ между сознанием и бессознательным, разделение между психоидными, полностью недоступными сознанию глубинами Самости и слоями, куда Эго может спускаться в своих путешествиях.

Мучительная для обоих встреча. Ведьма рада — это ее шанс поглотить брата, стать им. Это ее психотический шанс «превратиться в брата», как это случилось с Максом в книге Поро. Это надежда для обоих оборвать нить бессмысленной связи, созданной матерью. Но есть мышка — маленький, слабый здоровый голос, животное-проводник, которое говорит царевичу «беги!» и имитирует его игру на гуслях, чтобы как можно дольше держать ведьму в неведенье, что брат ушел.