У традиционных экономистов нет ответа на этот вопрос, потому что, как я уже говорил в главе 3, они воспринимают человека не как Homo sapiens, а как Homo economicus. «Человек экономический» отличается рациональностью. При принятии решений он анализирует факты и просчитывает варианты. После этого он выбирает тот образ действий, который оптимально отвечает его личным интересам. Чего «человек экономический» никогда не сделал бы, так это не купил бы дом по завышенной цене в ожидании, что эта цена продолжит быстро расти.

Традиционная экономика опирается на сопутствующую гипотезу, которая носит название «теория эффективного рынка». Ее суть в том, что вся существенная информация немедленно и в полной мере отражается на рыночной курсовой стоимости ценных бумаг, а следовательно, цена, сформированная рынком, всегда рациональная и правильная. Иногда цены могут выглядеть неуправляемыми, но это не более чем иллюзия. Рынок никогда не ошибается. Надо ли говорить, что, когда пузырь на рынке недвижимости лопнул и запустил экономический кризис, «теория эффективного рынка» зашаталась, словно пьяный на одноногом стуле.

Это было выше понимания традиционных экономистов, включая бывшего главу Федеральной резервной системы США Алана Гринспена. «Те из нас, кто верил, что интересы кредитных организаций служат гарантией защиты собственности акционеров, в частности я, находимся в состоянии шока», – заявил он комитету Конгресса в октябре 2008 года. Гринспен всегда считал, что банками управляют умные люди. Они никогда не стали бы кредитовать в большом объеме большое число ипотечных заемщиков, если у тех нет достаточных гарантий платежеспособности. А если они совершили такую глупость, другие игроки, оперирующие более сложными инструментами на финансовом рынке, никогда не стали бы связываться с подобными плохими долгами. Это шло бы вразрез с их личными интересами. Это было бы иррационально.

И все же это произошло.

Кризис 2008 года стал для экономистов-«диссидентов» моментом: «Мы же говорили…» Помимо Роберта Шиллера к их числу относились Дэн Ариэли, экономист Массачусетского технологического института и автор книги «Предсказуемая иррациональность»[47], Касс Санстейн, профессор права Гарвардского университета и политический активист, которого я неоднократно цитировал в этой книге, Ричард Талер, профессор экономики Чикагского университета. Они считаются ведущими учеными в новой области – поведенческой экономике, которая динамично развивается на стыке экономики и когнитивной и социальной психологии. В первую очередь поведенческая экономика стремится исправить фундаментальную ошибку, допущенную в традиционной экономике, которая и привела к серьезным последствиям. «Почему мистер Гринспен и все остальные представители регулирующих органов не смогли спрогнозировать случившееся? – писали Санстейн и Талер в статье в Financial Times. – Мы убеждены, что их ошибка в том, что они пренебрегли ролью человеческой природы».

Человек – это не рациональный субъект традиционной экономической теории, утверждают сторонники поведенческого подхода. Его рациональность ограничена. Тот факт, что люди часто ведут себя рационально, объясняет, почему традиционная экономика часто работает. А то, что их рациональность имеет границы, помогает понять, почему традиционные экономисты иногда попадают впросак.

Важный пример ограниченной рациональности людей – «страх потери». Если бы человек был исключительно рациональным, для него выигрыш 100 долларов имел бы такую же ценность, как потеря 100 долларов. Но эти события для него неравноценны. Как показали эксперименты Амоса Тверски и Даниэля Канемана, люди гораздо больше стремятся не потерять, чем приобрести что-то. Поэтому потерю 100 долларов они переживают острее, чем получение 100 долларов.