— Прошу вас, ваше высочество, — я намеренно обращалась к нему на «вы», — я не хотела бы сейчас ни о чём говорить. Свадебная церемония была утомительной, и я устала и хочу спать.

Как благородный человек он должен был меня понять.

— Но…

— Ваше высочество, — я снова не дала ему договорить, — я знаю, что имею право просить его величество об исполнении одного желания после сегодняшней ночи. Но поскольку я не знаю, сумею ли я дожить до утра, записку с этим желанием я оставила в этом конверте. Надеюсь, вас не затруднит передать его его величеству?

Лэнс вдруг помрачнел:

— Разумеется, ваше высочество, я его передам.

Он отвернулся и более уже не пытался со мной заговорить. Он сбросил рубашку и нырнул в постель, но я успела увидеть его мускулистое тело и покраснела.

Он не предложил мне разделить с ним постель (хотя такое предложение я, конечно, с негодованием бы отвергла), и я не меньше двух часов просидела на пуфике перед зеркалом — в спальне не было ни дивана, ни кресла.

У меня закрывались глаза от усталости и от обилия выпитого за ужином вина. Мне ужасно хотелось спать, и когда дыхание Лэнса стало ровным и спокойным — как у человека, погруженного в сон, — я на цыпочках подошла ко кровати и осторожно прилегла на самый ее краешек.

Глава пятьдесят восьмая, в которой Марго проявляет слабость

Сколько времени я проспала, я не знала. Но проснулась я оттого, что замерзла. И прежде, чем я вспомнила, где я и с кем нахожусь, я нащупала рукой одеяло и потянула его на себя. Оно не поддавалось, и мне пришлось самой чуть пододвинуться.

Я осознала ситуацию только тогда, когда прижалась к теплой спине Лэнса. Осознала и испуганно охнула.

Но было поздно — его высочество уже проснулся, и прежде, чем я успела отползти назад, он развернулся, и я почувствовала, как его рука коснулась моей руки.

К своему ужасу я поняла, что это прикосновение отнюдь не было мне неприятно. А его рука скользнула сначала вверх (он провел по моим волосам, очертил пальцем контур губ), потом вниз — к шее и плечам.

Свечи в стоявших на столике канделябрах уже догорели, и в спальне было темно. Наверно, именно темнота и приглушила мой стыд, и я не оттолкнула Лэнса и не вскочила с кровати. И когда он поцеловал меня, я, хоть и не ответила ему, но подалась вперед, позволяя ему спустить с моих плеч бретели сорочки.

Это было безумием. Но безумием сладким, волшебным, от которого в эту минуту я не отказалась бы ни за какие сокровища. Рассудок требовал — беги от него. А сердце возражало: ты любишь его, он — твой муж.

И я решилась — я проведу с ним эту ночь. Всего одну. Только чтобы понять, каково это — быть с человеком, которого любишь. А потом уйду — и из дворца, и из его жизни. Оставлю его решать те государственные вопросы, которые для него важнее любви.

Он целовал меня всё настойчивей, и, кажется, я уже отвечала ему.

Я не заметила, когда серебряный браслет слетел с моей руки. Я обнаружила его отсутствие только тогда, когда всё тело будто молния пронзила. Я уже чувствовала такое однажды — тогда, в музыкальном салоне.

В мягком свете выглянувшей из-за туч луны я увидела лицо Лэнса — изумленное и даже чуть испуганное. Он тоже ощутил это — то, как слились в нечто целое не только наши тела, но и наша магия.

— Марго! — выдохнул он. — О, моя Марго!

А потом мы уснули и проспали до утра.

Когда я снова открыла глаза, солнечные лучи уже окрасили комнату в нежно-золотистый цвет. Я осторожно выбралась из-под одеяла.

Решение я приняла еще ночью, теперь оставалось только его осуществить. Я не была уверена в его правильности, но по-другому поступить не могла. То, что случилось несколько часов назад, ничего не меняло.