Они с Жоаной ушли недалеко, метров на пятьдесят. Парни знают, где ее найти, а ночь будет долгая. Если один из ребят окажется посмелее, не вырубится от возлияний, он, возможно, расстегнет молнию палатки и пригласит ее прогуляться в дюнах. А потом предложит снять платье и станцевать – лежа – под луной. Почему бы нет? На вокзале Сен-Лазар подобное вряд ли случится. Но она молода, свободна, одинока и оказалась за десять тысяч километров от сплетен и пересудов.

Ей не хватает одного – знания кодекса.

Кодекса тропиков.

Могут ли девушки выбирать? Провоцировать? Ждать?

Жо, та знает правила.

Поднявшись, чтобы разорвать круг, Жоана посмотрела в глаза тому самому парню. Только он был способен оставить приятелей, пожать плечами, улыбнувшись на их подначки (ну и олухи же вы, ребята), и уйти как ни в чем не бывало, пусть мучаются комплексами, которые даже в выпивке не удается утопить.

Маню.

Молчун.

Высокомерный.

Потом он вернется с таинственным видом, возьмет косяк, бутылку и не промолвит ни слова, оставив остальных гадать.

Сейчас Маню с ними.

Милый, ласковый, обходительный.

Он даже разговорился, рассказал, что он пожарный, что потому и не пьет, описал, как в полночь повсюду начнут рваться петарды и зажгутся тысячи китайских фонариков, полетят вверх, будут рыскать по ветру во все стороны, цепляться за ветки, падать на крыши машин, на палатки… 31 декабря в лагуне красиво, что и говорить, но небезопасно. Не то чтобы люди ничего не соображали, нет, но он предпочитает быть начеку, вдруг факел упадет на ребенка или от фейерверка загорится соломенная хижина.

На вкус Жюстины, он уж слишком разговорился, красавчик Маню. Она бы предпочла поменьше трепа – бери пример с поддавших друзей! – и побольше… дела.

Жо, судя по всему, другого мнения. Она слушает пожарного серьезно, одной рукой пощипывает нижнюю губу, другая уже лежит на колене доблестного спасателя. Да и он, похоже, распинается ради нее одной.

Подружка-зорей стала невидимкой.

Тихое ах, тихое ох. Ладно, думает Жюстина, все всё поняли, Жо.

Остынь.

Маню тоже понял. Вы друг друга выбрали, вам обоим этого хочется, и вы не откажете себе в удовольствии. Ты будешь зажигать звезды, а я подержу свечку – несколько секунд, пока ее не задует пассат.

Обижаться на подругу Жюстина не может. Тем более ревновать, хотя парни всегда смотрят на Жо и уходят с Жо. Ничего, что Жюстина проведет новогоднюю ночь одна в их палатке, что Жоана бросает ее ради своего пожарного.

Жюстина знает историю Жоаны. Она единственная посвящена в тайну. Только ей юная креолка решилась все рассказать. После бегства с родного острова.

Жоане потребовались годы, чтобы снова улыбнуться и довериться мужчине. Так что нет, Жюстина не ревнует, хоть миляга пожарный ей тоже понравился.

– Искупаемся? – предлагает Маню.

– Не знаю… – не решается Жоана.

Она смотрит на Жюстину. Ждет совета.

– Лично я пошел, – объявляет Маню.

И шагает к океану.

– Иди, – шепчет Жюстина. – Иди к нему. Я тебя подожду.

Жоана освобожденно вздыхает, как будто и впрямь ждала разрешения подруги. Она встает, бормочет спасибо, сжимает руку Жю, целует ее в щеку.

На пляже Маню срывает футболку, джинсы, и – опля! – красавчик предстает в узеньких плавках.

Ты не можешь ревновать к Жоане, твердит себе Жюстина, а лунный свет играет на мускулах кафра, его широкой груди и крепких ногах.

Ты не можешь к ней ревновать после того, что она пережила.

Жоана скидывает парео и остается в купальнике. Само совершенство. На такую всю ночь простоит и у «заснувшего»[47]. Она бежит по пляжу к Маню, а в нескольких метрах от них взмывает ракета фейерверка, осветив черную кожу пожарного. Искры на секунду рассыпаются над лагуной, и снова воцаряется тьма.