К концу третьего дня бесконечных походов по рождественским ярмаркам и прогулок по празднично украшенным улицам и площадям Рита выдохлась настолько, что всерьез рассматривала вариант завтра сказаться больной и остаться в отеле. Просто чтобы спокойно полежать в тишине, почитать книжку или полистать сайты в Интернете. Не есть бесконечные сладости, от которых уже тошнит, не покупать вторую сотню елочных игрушек, которые уже некуда девать, и – самое главное – не ходить. Ей казалось, что ноги скоро просто-напросто отвалятся.

Они приехали в Вену три дня назад: она, Марк, бабушка и Соня. Бабушка, которой в следующем году стукнет восемьдесят, не могла больше путешествовать одна, хоть и отчаянно храбрилась, уверяя Риту, что справится самостоятельно, если у них есть какие-то планы. Нарушать вновь восстановившуюся после многолетнего перерыва традицию ездить в декабре к дорогой подружке в любимый город она не хотела. Бригитта Шульц, подружка бабушки, была еще старше нее самой, а потому, по их собственным уверениям, каждая встреча могла стать последней. В этом году бабуля часто болела и иногда жаловалась на сердце, поэтому отпускать ее одну было бы верхом неразумности. Немного посовещавшись, Марк и Рита решили тоже поехать в Вену. Работа Марка не требовала ежедневного посещения офиса, Рита находилась в декретном отпуске, поскольку Соне еще не исполнилось трех лет, а потому они вполне могли позволить себе маленькое путешествие.

Фрау Шульц и Вера Никифоровна предпочитали ходить по театрам и концертам, выбираясь на рождественские ярмарки лишь к вечеру и перемежая их посещением бесконечных венских кофеен, предоставляя возможность «молодежи гулять самим, не оглядываясь на двух старых развалин». Бабуля, всю жизнь преподававшая немецкий язык, знала его в совершенстве, в то время как Рита и Марк не были способны оценить и вообще понять оперное пение на чужом языке. Хотя Рита всю жизнь прожила с бабушкой и немецкий учила с первого класса, а Марк происходил из семьи, болезненно гордящейся своими немецкими корнями, этот язык так и не стал им достаточно близким.

Если Рита еще понимала, что привлекает в ярмарках трехлетнего ребенка, тоннами лопающего сладости и не слезающего с многочисленных каруселей, то как может бесконечно ходить по ним человек, не расстающийся с тростью, она представляла плохо. Видела, как Марк по вечерам почти горстью глотает обезболивающие таблетки, которые обычно не употребляет принципиально, а утром снова встает раньше всех и требует идти гулять.

– Я просто никогда раньше не был на рождественских ярмарках в Вене, представляешь? – усмехнулся он, когда Рита спросила об этом по дороге на очередную площадь.

Сегодня они отправились на небольшую ярмарку в западном районе города, поскольку именно здесь бабушка и фрау Шульц наслаждались очередным театральным представлением.

– В других городах был, в Вене был в другое время года, а вот ярмарки и Вена никогда не совпадали. А это, оказывается, весьма завораживающее зрелище. – Марк скосил на нее глаза и улыбнулся шире. – Ты устала, что ли? Хочешь остаться завтра в отеле?

– По крайней мере, выйти из него ближе к вечеру точно не откажусь, – честно призналась Рита, чувствуя, как при каждом шаге боль от ступней поднимается к коленям, плотно охватывает голени и как будто стягивает с них кожу. Она не привыкла столько ходить.

– Гретхен, – Марк посмотрел на сидящую у него на руках девочку, – твоя мать выдохлась на третьем круге. Мы победили, как я и говорил.