Вернувшись в дом через чёрный ход, закрываюсь на все замки и поднимаюсь на второй этаж. Внизу оставляю свет включённым. На всякий случай, чтобы отпугнуть бандитов или воров. В доме установлена сигнализация, но даже она не спасает от страха и одиночества.

Приняв душ и обмотав тело мягким белоснежным полотенцем, я забираюсь на кровать и включаю телевизор. Листая каналы, натыкаюсь на сцену, где мать обнимает дочь перед свадьбой и даёт ей жизненные напутствия. В этот момент меня прорывает. Моя мама никогда не увидит, как я выхожу замуж. Никогда не скажет мне доброго слова. Я приглушаю звук, утыкаюсь лицом в подушку и не то что плачу — вою от бессилия. Как жаль, что я ничего не могу изменить. Совсем ничего!

Поднявшись с кровати, уверенной походкой иду в сторону маминой спальни. Открываю шкаф, доверху набитый одеждой, нахожу там белую футболку и, сняв с себя полотенце, надеваю её. Пахнет кондиционером для белья и мамиными духами. Сладковатыми, цветочными. Футболка короткая, едва прикрывает ягодицы, но так как в доме я одна, не волнуюсь по этому поводу.

Выхожу из спальни мамы и направляюсь к себе. После выпитого чая сильно хочется спать. Вот бы закрыть глаза и тут же уснуть. Фантастика, конечно, но всё же…

Громкие шаги за спиной заставляют меня подпрыгнуть от неожиданности! Оборачиваюсь и вижу в конце коридора, где находится кабинет Владимира Степановича, высокий мужской силуэт. Умом я понимаю, что, кроме меня и Кирилла, быть здесь никого не может, но почему-то истерично спрашиваю:

— Кто здесь?!

В коридоре тут же загорается свет. Я жмурюсь и тяну вниз короткую футболку, пытаясь прикрыть полностью обнажённые ноги.

— Это я, малыш, — произносит глубоким голосом Самсонов. — Испугалась?

Я открываю глаза, привыкая к чересчур яркому свету. Смотрю, как Кирилл, сунув руки в карманы камуфляжной формы, направляется ко мне. Расслабленная походка и насмешливая улыбка на губах, которую он даже не пытается скрыть. Бесит! От чего так тащатся все женщины? И даже мама Аньки! Вот Ваню Соколова из моего посёлка можно назвать красивым: густые светлые кудри, длинные, по-девичьи изогнутые ресницы и идеальные черты лица. А этот… Короткостриженые тёмные волосы, широкие брови, наверняка не одиножды перебитый нос с горбинкой и массивная челюсть. При этом от него исходит такая неприятная и давящая энергия, что хочется забиться в уголок и тихо скулить, пока он не уйдёт.

— Не испугалась, — отвечаю Кириллу, вздёрнув подбородок. — Просто не ждала, что ты приедешь так поздно.

— Сам не ждал. Нужно срочно передать юристу кое-какие бумаги. Завтра я уезжаю в командировку.

Кирилл останавливается в полуметре от меня и бесстыже рассматривает с головы и до ног, из-за чего щёки становятся пунцовыми, а температура тела повышается на несколько градусов.

— Молодец, что решила остаться. Именно так поступают не дуры.

Хочу что-то сказать в ответ, но тут же замолкаю. Я хочу учиться… очень сильно хочу.

— Надеюсь, мы поладим, Вита. У меня есть только одна просьба: чтобы ты вела себя тихо и давала о себе знать лишь в редких, исключительных случаях. Идёт?

— Идёт, — киваю Кириллу. Это меня более чем устраивает. — Я могу идти?

— Можешь. Почему нет?

Жду, что Кирилл отступит и уйдёт с дороги, а я спокойно проберусь к себе в комнату и закроюсь на щеколду, но он стоит неподвижно, словно скала, продолжая смотреть на меня с нескрываемой иронией.

Оттянув футболку ещё ниже, хотя, казалось бы, ниже некуда, тяжело вздыхаю и прохожу мимо Самсонова, ощущая, как громко колотится сердце. При этом пахнет он довольно приятно. Вовсе не по́том, хотя заехал сюда явно после работы. Каким-то освежающим гелем для душа и парфюмом с терпкими нотками.

Лопатки жжёт от пристального взгляда, а тело покрывается испариной, когда я наконец оказываюсь у своей комнаты.

— Доброй ночи, — произносит с издёвкой Кирилл, прежде чем я с грохотом захлопываю дверь.