Странное состояние. Я нахожусь в собственном теле, могу выполнять базовые действия, типа сходить в туалет или принять душ, но происходящее вокруг воспринимаю как-то отрешенно. Ничего не чувствую, никак не реагирую. Наверное, именно так срабатывает защитная функция организма от психических воздействий.

— Вита, ау, я к тебе обращаюсь, — требовательно произносит соседка, обернувшись в мою сторону.

— Я лучше. Да, сегодня определенно лучше.

— Ну и отлично. А то я переживала, что ты с собой… ну… что-нибудь сделаешь. Понимаешь, о чем я?

— Не волнуйся на этот счёт. И да, спасибо тебе, Ань. За всё.

— Совершенно не за что. Любая на моем месте поступила бы точно так же…

Аня осекается и бросается к сковороде, на которой немного пригорел омлет. Подруга так забавно суетится и возмущается, чем вызывает у меня лёгкую улыбку на губах. Любого рода перемены заставляют нас приспосабливаться к новым обстоятельствам. Другого выхода нет. Вернее, есть, но он мне точно не подходит. Мама была бы счастлива, там, на небесах, если бы я продолжила радоваться жизни. И я сделаю всё возможное, чтобы её не расстраивать.

Я плохо помню события минувших дней, словно в тумане. Вокруг было много людей, мне задавали вопросы и куда-то везли. Единственное, я просила, чтобы Аня от меня никуда не уходила. С ней создавалась иллюзия безопасности. К счастью, соседка не отходила от меня ни на шаг, и я безумно ей благодарна за это.

После смерти мамы, несколькими часами спустя, в реанимации скончался Владимир Степанович. Их хоронили вместе. Мужа и жену. Было много желающих попрощаться с покойным бизнесменом, а с моей мамой — никого. Кроме меня. Я звонила родственникам, но они отказались. Сослались на то, что лететь в столицу слишком далеко и дорого. Лишь скинули мне на карту пять тысяч рублей и выразили соболезнования.

Аня ставит передо мной тарелку с омлетом и садится напротив. В желудке пусто, есть совершенно не хочется. Я буквально заставляю себя проглотить несколько кусочков.

— Вкусно, — хвалю подругу.

— Рада, что у тебя появился аппетит, — кивает Аня. — Кстати, я думаю, что тебе пора возобновить занятия с репетитором. На носу поступление. Хочешь я позвоню?

— Не стоит. Я не смогу оставаться в Москве. Пора собирать вещи и возвращаться в посёлок.

— Эй, ты чего… — разочарованно произносит подруга. — Так просто сдаешься? А как же мечты о поступлении? Неужели все старания были зря?

Я жму плечами и вдруг слышу, как во двор заезжает машина. В темноте сверкают фары, шум двигателя утихает. Аня бросается к окну и отодвигает штору.

— Это Кирилл Самсонов. Наверное, к тебе.

Фамилия и имя этого мужчины заставляют меня выйти из оцепенения. Я ощущаю, как в венах закипает кровь. Сколько раз за эти дни я проклинала его? Сколько раз корила себя за то, что не отговорила маму поехать на чёртов праздник?

— Идёт! — докладывает обстановку Аня. — Серьезный такой… и безумно красивый!

Кирилл заходит в дом спустя несколько минут. Широкая челюсть, короткостриженые волосы и цепкий взгляд. Медленно смотрит сначала на Аню, а затем на меня. Он потерял отца, а я мать. Общее горе и всё такое… Но мы не родные друг другу. Никто. Проникнуться не получается и посочувствовать тоже, хотя именно Кирилл организовал траурную процессию и я, наверное, должна быть ему благодарна. Хотя бы потому что у меня не было для этого денег и сил, но почему-то кроме неприязни и презрения я ничего испытывать не могу. В памяти все ещё свежи нелицеприятные слова мамы на счёт Самсонова.

— Здравствуйте, — лепечет Аня, снимая фартук и кокетливо поправляя причёску. — Кирилл, заварить вам кофе?

— Оставь нас, — командует он.

— Эм… Ладно… Вит, ты если что звони, — обращается ко мне подруга. — Я всегда на связи.