И всё-таки мне показалось, что я начал что-то нащупывать. Какую-то слабую ниточку к правде, к тому, что замыслил Высший… к тому, кем и чем он является.

– Кто ты? – спросил я.

Нет, ответа не было.

Только ироничная мысль: «А кто ты?»

– Я Максим Воронцов, – сказал я упрямо. – Я человек. Надеюсь, неплохой, но человек. Я не умею всех любить, я знаю, что все разные и не все достойны любви.

«Кто ты?»

– Я твоя основа, – произнёс я в полутьму. – Но не знаю, почему.

«Тогда меня не будет. И ничего не будет».

Вот так я с Высшим ещё не разговаривал. Я уже не сомневался, что это он, что это его голос звучит во мне. Но теперь он не приказывал, не требовал, он говорил негромко и спокойно, как я с Кариром, когда мы слились.

– Ты уже есть.

«Я есть и меня нет. Я лишь вероятность. Шрёдингеровский Высший. Квантовая пена на ткани бытия».

– Как это?

«Слишком сложно. То, что я говорю тебе, лишь аналогии».

– Почему ты не можешь просто объяснить? Кто я, кто ты? Что за опасность грозит всему живому, если Милана победит?

«Если я скажу, возникнет парадокс. Слишком значительный даже для меня. Я исчезну, а может быть, исчезнет вся Вселенная».

Я подумал.

– Но ты вмешивался.

«Защищая себя, а не помогая себе родиться».

– Защищая… Наська думает, что ты защитник.

Высший молчал. Тогда я собрался с духом и спросил:

– Лихачёв жив?

«Ты мог бы отправить его на смерть?»

– Нет!

«Значит, он жив».

– Верни его!

«Вернул».

– А все остальные?

«Большая их часть не была достойными людьми».

Да уж, хорош защитник…

Я лежал и разговаривал с голосом в своей голове. Обычно такие вещи повод для визита к врачу, но в моём случае всё ещё хуже. Как там спрашивал Андрей, «голос изнутри или снаружи»? В моём случае изнутри. Интересно, что хуже…

– Мне всегда помогало поговорить с Андреем, – сказал я, размышляя. – Он как-то так читает стихи, что начинаешь понимать…

Высший не ответил.

– А в этот раз ничего не прочитал, – продолжил я. – Даже Агнию Барто…

Хотя нет! Он же прочитал пару строчек! Этого, индуса… Тагора или Тахира…

Я прошептал, слова вспомнились неожиданно легко:

– О, всеединство разума, духа и бренной плоти!

Тайна жизни, которая в вечном круговороте…

Высший молчал.

Сердце застучало в груди. Я сглотнул пересохшим ртом. И начал дальше читать стихи, которых никогда в жизни не слышал:

– От века не прерывается, исполненная огня,

В небе игра волшебная звездных ночей и дня.

Вселенная воплощает тревоги свои в океанах,

В скалах крутых – суровость, нежность – в зорях багряных.

Сплетенье существований, движущихся повсюду,

Каждый в себе ощущает, как волшебство и чудо.

Сквозь душу порой проносятся неведомых волн колебания,

Каждый в себе вмещает вечное мироздание…[15]

Высший молчал.

Мне должно было стать легче?

Я должен был понять, что и к чему?

Да что «неведомых волн колебания», что «квантовая пена» – это лишь слова, они ничего не объясняют!

– От века не прерывается исполненная огня, в небе игра волшебная… – произнёс я.

Высший молчал.

– Я знаю, кто я такой, – прошептал я. – И кто такой ты.

Будто что-то вздохнуло во мне: огромное, могущественное и одинокое.

– Не бойся, – сказал я. – Теперь мы вместе. Мы справимся. Будет трудно, но справимся. Только… не смей больше никогда меня отключать! Ясно?

«Договорились», – ответил Высший.

Я встал. Глянул на скомканный плащ, увидел информационный канал, тянущийся в глубины космоса – к коллективному разуму Продавцов. Погрозил плащу пальцем.

На том конце запаниковали. Плащ вздрогнул и попытался уползти под кровать. Я дотянулся, набросил его на плечи. Пусть смотрят.