Сотканные словно изо льда, холодные гибкие щупальца опутали руки колдуний, захлестнули в поясе, зафиксировали ноги: не сбежать, не встать со специально изготовленного сидения, не пошевелиться… Ясно, куда ушли силы хозяйки, немудрено, что притомилась, аж качалась: такие путы не взять ни огнём, ни железом!

Покойный Лайо был прав: на подлокотниках аккурат хватило места на волшебные кандалы.

Тяжело ступая по доскам, словно покрывающимся инеем вслед за ней, Кара прошлась вдоль рядов. Остановилась возле Дараи, поправила той слипшиеся от пота волосы.

— Просите, девочки, — горько произнесла она. — Я люблю каждую из вас и клянусь, если бы был другой способ, ни за что не причинила бы вреда! Но чтобы наполнить границу магией, мне одной не хватит мочи. Охотники лишь люди, а граница должна стать колдовской. Поэтому придётся… — голос сорвался на крик, точно подбитая птица пыталась в последний раз взмыть в небо, — придётся нам с вами рискнуть. Помните, те, кто выживет, никогда не забудут жертву погибших. Мы станем чтить вашу память… Талла, глупая девчонка!

Чудом успев увернуться, Кара налетела на Дараю. Та с готовностью брыкнулась, но, как бы ни хотела, пнуть хозяйку не смогла.

Дурная аж легла животом на пол, изо всех сил швырнув в мать найденное под троном тяжёлое блюдо, но та с лёгкостью отскочила. И не мудрено! Напитавшись силой охотников, она бы запросто переломала упрямице кости!

— Глупая, непослушная девчонка! — не оглядываясь, она повела плечом и Верд, не контролируя собственное тело, отпустил девушку, деревянно выгнулся, встал на ноги и скрутил Сантория, надеявшегося под прикрытием Таллы напасть на колдунью. Короткий меч выскользнул из заломленной руки, бесполезно звякнув.

— Верд! Ты слышишь, друг? Я тоже безмерно рад, что ты жив, но нельзя ли чуть менее крепко обнимать меня за шею? — прохрипел служитель, вынужденный привстать на носочки, чтобы не задохнуться.

Кара отряхнулась, попыталась расправить накидку, но запутавшись в ней, сорвала и отбросила.

— Он не жив служитель. Он лишь оболочка, из которой вытекают последние капли жизни! Талла, немедленно займи своё место!

Дурная покосилась на пустующий в ожидании последней жертвы стул.

— Нет, спасибо, — фыркнула она.

— Талла, сядь немедленно! Мать приказывает тебе!

— Спасибо, я лучше постою… То есть, полежу.

— Талла! — Кара зажмурилась, изгоняя собственную нерешительность и ласково закончила: — Верд, мальчик мой, усади Таллу, куда полагается.

Руки охотника опустились по швам, точно игрушечные. Санни тут же упал, закашлялся, хватаясь за горло:

— Верд, стой! — но наёмник не слушал.

Повинуясь чужой воле, не сгибая коленей, он шёл к беззащитной, напуганной дурной девке, чтобы проволочь через весь зал и насильно усадить на деревянный стул, на котором только что железных шипов не хватало. И голодные змеи заклинания скуют её, протянутся по тонким запястьям, врежутся в белоснежную кожу, лишая в последние минуты гордости, воли, свободы… А Верд будет стоять рядом, бессильно, отстранённо глядя на то, как умирает хрупкая, нежная, дурная… его колдунья!

Она поползла по полу, от страха не соображая встать. Сучила ногами, спиной вперёд отползая от неотвратимо приближающегося мужчины.

— Верд, — прошептала она умоляюще, — Верд, ты же не сделаешь этого, правда?

Где-то далеко-далеко глумливо хмыкнула Кара.

Санторий, прихрамывая, набросился на него сзади, да так и остался висеть на плечах, пока пальцы не расцепились под весом тела. Верд и не заметил. Он лишь смотрел в синие глаза, полные… не ужаса, нет. Понимания. Прощения. И чего-то ещё. Чего-то огромного, свежего, сильного, как порыв ветра, наполняющего паруса.

Когда он подошёл, девушка улыбнулась. Она протянула руки ему навстречу, позволяя поднять себя, доверчиво прижалась, обнимая в последний раз.

— Жаль, что мы так и не увидели моря, — проговорила она, касаясь губами его щетинистого подбородка.