Я не спеша приближаюсь к жене и вижу, как она обнимает себя за плечи, словно пытаясь отгородиться от меня. Это больно! Видеть её равнодушие всегда режет по живому.

Встречаемся взглядами в зеркальном отражении. Быстро хлопая ресницами, Юля поджимает губы и сверлит меня глазами.

— Зачем ты пришёл? — произносит ровно, но я всё равно улавливаю в её голосе дрожь.

Ухмыляюсь. И вместо ответа, приближаюсь к жене вплотную. Кладу ладони на её плечи и, склонившись, не спеша целую в макушку. Пахнут её волосы просто крышесносно, впрочем, как и всегда.

— Пожелать спокойной ночи любимой жёнушке, — шепчу ей на ухо.

— Пожелал? — огрызается засранка. — А теперь уходи!

— Любимая, тебе не надоело?

— Надоело. И ты про это знаешь, — фыркает и отодвигается на самый край пуфика, подальше от меня. — Отпусти меня, Тагир. Со мной ты никогда не будешь счастлив.

Её слова бьют наотмашь, как звонкая пощёчина. И если на банкете среди сотни гостей жена выглядела милой, то сейчас она похожа на разъярённую тигрицу. Меня это заводит. И бесит одновременно!

— Исключено, — резко отрезаю я.

— Тогда я не понимаю, почему ты всё время спрашиваешь: не надоело ли мне. Десять лет одно и то же, Тагир, — вздыхает.

— Потому что я всё ещё не теряю надежды на то, что однажды ты меня полюбишь.

Жена глотает тихий смешок, затем вдруг становится кроткой.

— Юля, прошло десять лет, но ты до сих пор не изменила ко мне своего отношения. Разве трудно дать хотя бы один шанс? Подари мне эту ночь. Взамен проси что хочешь.

— Всё говоришь? — щурится и я киваю. — Даже подпишешь бумаги на развод?

— Нет. Этого я никогда не сделаю. Ты моя! Навеки моя, понимаешь?

Вскочив с пуфика, Юля вмиг поворачивается ко мне лицом и скрещивает на груди руки, всем видом демонстрируя своё истинное отношение ко мне. Знаю, она меня ненавидит. Зато я её люблю, так сильно, как её никто и никогда не полюбит. Моих чувств хватит на нас двоих, в этом я не сомневаюсь.

— Наш брак — всего лишь иллюзия. И ты её создал, Тагир. Я тебя никогда не хотела. У меня была своя жизнь, помнишь? А ты ворвался в неё и всё разрушил.

Поднимаю руку ладонью вверх.

Пусть не продолжает! Пусть замолчит сейчас, иначе мне снова придётся применить радикальные меры.

— Всё сказала? — спрашиваю я после того, как жена действительно замолкает.

— Не всё, — качает головой. — Но разве тебя это волнует?!

— Как с тобой тяжело, — вздыхаю и устало потираю лоб.

— Тогда отпусти! Перестань мучить себя и меня. Тагир, ты же видишь, у нас с тобой ничего не получается. Не выходит! Ты делаешь нас двоих несчастными людьми.

— Ты несчастная по своей милости. Ты этого не хочешь, Юля. Не подпускаешь меня к себе. Почему? Почему ты ко мне до сих пор не привыкла? Не полюбила, а хотя бы просто привыкла?

Я не замечаю, как хватаю жену за плечи и трясу её, отчего она меняется в лице, испытывая физическую боль от моих прикосновений.

— Потому что ты забрал мою свободу, Тагир. Ты украл мою жизнь. Я могу только ненавидеть тебя.

Мне сносит башку. Потому что уже через мгновение я обнимаю жену со всей силы и прижимаю к своей груди. Никому её не отдам. Пусть ненавидит меня, пусть… Но и с другим ей быть не позволю!

— Я люблю тебя больше всего на свете. И всё, что делаю, то только ради тебя. Ты живёшь в роскоши, ни в чём не знаешь отказа. Я не обижаю тебя, не бью, а мог бы…

— Прекрати, — упёршись ладонями в мою грудь, Юля предпринимает тщетную попытку вырваться из плена моих рук. — Тагир, пожалуйста, уходи. Я не хочу с тобой больше ссориться. Поговорим утром, когда ты протрезвеешь.

Отпускаю жену. И она тут же отходит от меня на несколько шагов.

— Если думаешь, что я когда-нибудь тебя отпущу, то очень ошибаешься. Только смерть разлучит нас, дорогая жёнушка.

— Не жёнушка я тебе, а пленница.