И тут ей чуть ли не на голову свалился мужик.

И откуда только взялся? Неужто с крыши сиганул, Бэтмен фигов?!

Как и всякая молодая, привлекательная и, главное, здравомыслящая девушка, Светлана сразу поняла, что это не кто иной, как кровожадный маньяк, опрометчиво решивший покуситься на ее уже давно не девичью, но все же честь. А что у нас с маньяками делают? Правильно! Сумочкой их, сумочкой (все равно одна ручка уже оторвалась — не жалко)! Да по голове ему, паскуднику, чтоб дошло побыстрее! А еще и поорать можно! Может, какой-нибудь сосед сознательный еще и полицию вызвать сподобится. Под собственные вопли лупить маньяка оказалось куда занятнее. Криминальный элемент был окончательно деморализован и, пытаясь прикрыть от шквала хаотичных ударов самое ценное, начал проделывать какие-то странные манипуляции с непонятным предметом, который он, оказывается, все время держал в руках. Предмет издал неприятное гудение и выпустил тонкую струйку дыма. Незнакомец усмехнулся. А потом вдруг все расплылось, закружилось и как-то размазалось. Это все, что помнила Светлана.

А первым, что она увидела, придя в себя, был все тот же незадачливый маньяк, груда ржавого железа и рыжеволосая девица в довольно-таки странном наряде. Девица удивленно вытаращила глаза, что-то пронзительно закричала… и это стало последней каплей.

ГЛАВА 2

Пришелицу до поры до времени решено было поместить в одну из гостевых спален. Связывать не стали, чтоб не померла, чего доброго, со страху. А начнет все крушить — тем лучше. Чертов братец надолго запомнит, что не следует совать свой длинный нос куда не просят. Сказать по правде, я не переставала тешить себя надеждой на то, что все разрешится как-нибудь само собой. Ну вот полежит деваха часок-другой да испарится, будто и не было ее вовсе. А если нет… Об этом и думать не хотелось. Даже если все вышеизложенные Эйвальдом ужасы обойдут нас стороной, Ян убьет меня собственноручно. И все из-за этого экспериментатора-самоучки! Называть человека, безжалостно втравившего меня в такую авантюру, братом я отказывалась наотрез.

— Да что же это! Никак не соображу, что делать! — не вовремя подал голос этот… нехороший человек.

Я злобно рыкнула и отвернулась к окну. Темень непроглядная. А ведь сейчас я могла бы на балу выплясывать. Или крестиком вышивать. В свете последних событий рукоделие показалось мне не таким уж плохим занятием.

— Не знаю, как ты, а я собираюсь хорошенько надраться, — с мрачной решимостью сообщила я. — Ты со мной?

— Не думаю, что нам сейчас стоит…

— Стоит! — отрезала я. — Помирать — так с музыкой! Все равно хуже уже не будет, а так хоть погудим напоследок. Переоденусь только, а то потом в этом платье шею себе точно сверну.

Миссия была выполнена просто блестяще. Мы со всей ответственностью подошли к вышеозначенному занятию и надрались в такой драбадан, что слуги (те, что имели несчастье попасть в поле нашего зрения) трусливо обходили нас десятой дорогой.

— Виновата ли яааааа? Виновата ли яааааа?! — самозабвенно горланила я, в то время как Эйвальд с завидным упорством пытался подыграть мне на подручных средствах… конкретно сейчас в ход пошли ложки. И лупил он ими по столу. Получалось громко, но плохо. Вскоре его унылое постукивание, так портившее мое — несомненно! — мелодичное пение, мне надоело. С третьей попытки запрыгнув на длиннющий трапезный стол, я подобрала не особо чистую салфетку и запустила ею в брата со словами:

— Сударь! Вы испаскудили мою песню! Я вызываю вас на де… д… дуэль!

Салфетка цели не достигла, бесславно затерявшись где-то под столом, но это не суть.

Эйвальд перестал наконец терзать ложки и, сделав над собой усилие, задержал на мне мутный взгляд.

— Балда, — беззлобно ответил он. — Я ж из тебя паштет сделаю!

Я пригорюнилась: ведь и правда сделает! Или жульничать начнет, знаю я его. Эх, не везет мне с мужиками! Так и норовят укокошить!