— Я уже говорила. — Я тру глаза до тех пор, пока в них не начинают мелькать разноцветные звездочки. — Он искал отца.

— Но папы здесь нет.

Да, точно, так где же он? Он должен знать о моих незаконных занятиях. От таких мыслей что-то сжимается в груди. Я не отвечаю Лили. Я могу. У меня уже есть готовое оправдание для такого случая.

Вообще, у меня их несколько.

Рассмотрим топ-3 вещей, без которых моя жизнь не жизнь: Карсон здесь, потому что наш отец в бегах, и Карсон думает, что мы помогаем ему оставаться в бегах. Карсон здесь, потому что наш отец в бегах, и сейчас мы его единственная связь с отцом. Карсон здесь, потому что ищет любые ниточки, которые он может распутать.

Это все очень ничтожные оправдания, но я не могу откинуть ни одно из них, потому что внутри меня есть маленькое тянущее чувство, пожирающее мои внутренности. Очень маленькое, но зубастое и когтистое.

Лили стоит скованно, как будто то, что ест меня, ест и ее. И когда она поворачивается ко мне, я убеждаюсь в этом. В ее глазах застывшее обвинение.

— Он может узнать. Ты должна прекратить компьютерные взломы.

— Он не знает, и я никому не причинила вреда. — Лили смотрит на меня, и я закатываю глаза. Я отказываюсь чувствовать себя виноватой по этой причине. Колючий узел, завязывающийся в моем горле — это не сожаление. Стягивающееся нутро — это не беспокойство.

Это злость.

— Я не обидела никого, кто этого не заслуживал, — поправилась я.

И я почти уверена, что это правда. Нет, я уверена, что это правда. Я запустила онлайн-расследования. Моя специализация — мужские измены. Да, это хакерство, но я не взламываю сервера и не распускаю вирусы.

И да, конечно, я делаю это за деньги. Я беру плату за вторжение в конфиденциальную зону какого-то парня и смотрю его банковские документы или файлы электронной почты. Потому что мы с Лили нуждаемся в деньгах, а эти женщины — мои клиентки — нуждаются в ответах. Я даю им уверенность, что они знают, кого любят. Убеждаюсь, что никто не заканчивает, как моя мать. Каждая клиентка умоляет меня о помощи, благодарит меня, когда я завершаю работу. Я говорила «Всегда пожалуйста» так много раз, что эти слова уже горчат.

Я Робин Гуд с крашеными кул-эйдом волосами — герой, но Лили смотрит на меня как на какую-то злодейку, как будто я покручиваю усы, связав грудастых девушек на рельсах, как будто я подвела ее.

— Теперь у нас есть Брен и Тод, Вик.

— Да ну? — Как ни странно, анализирование ситуации успокаивает меня. Я смотрю на Лили и чувствую себя сильнее. — Надолго? Отец ушел почти год назад, и последние три дома не спасали нас от прошлого дольше, чем на пару месяцев. Мы сами должны беречь себя.

— Но что насчет...? — Лили махнула рукой на дверь, не в силах заставить себя произнести имя Карсона.

— Не беспокойся. Я позабочусь об этом. — Она должна понимать, что я в полном дерьме, но Лили расслабляется, как будто верит каждому моему слову. Можно подумать, это заставит меня чувствовать себя гордой.

Она подвигается ко мне, и мы обнимаемся. Крепко.

— Лил, если я заработаю достаточно денег, будет неважно, когда они выгонят нас. Мы сможем пойти куда угодно. Я знаю, ты ненавидишь, когда я взламываю кого-то, но деньги сохранят нас в безопасности.

Если мы в этом нуждаемся.

Когда мы в этом нуждаемся.

Наверху выключился душ, и женщина стала петь о том, как холмы оживают вместе со звуками музыки.

Ради всего святого, Брен. Я пробегаюсь рукой по своему лицу. Ни у кого нет права быть счастливым без вмешательства серьезных лекарств. Это просто раздражает остальных.

Я хочу услышать согласие Лили, но она уже ушла. Я слышу, как она лихо несется по холлу наверх, направляясь в спальню. Она знает правила игры. Когда Брен приходит будить нас, Лили должна выглядеть так, будто ничего не произошло. Я буду выглядеть, будто ничего не произошло.