Все мысли Лины были о предстоящей прослушке. Даже скорый приезд Элы так не волновал. С сестрой у Лины сложились вполне себе дружеские отношения, и иногда ей очень не хватало Элы, ведь та жила далеко от Москвы, в Калининграде, и очень любила свой город. На самом деле Эла приходилась Лине матерью. Об этой страшной семейной тайне Лина узнала случайно семь лет назад и испытала настоящее потрясение. Постепенно обиды забылись, жизнь вошла в привычное русло, а тема её рождения так и осталась своеобразным табу. Мама Марта странно реагировала на каждый случайный вопрос, Эла отшучивалась и Лина, устав от бессмысленных фантазий, смирилась, хотя подсознательно чувствовала: что-то скрывается за всем этим и втайне мечтала узнать правду о своём настоящем отце.

Мысли Лины вернулись к предстоящему событию. Ей так хотелось хотя бы одним глазком взглянуть на жизнь загадочных рок-музыкантов, прикоснуться к неведомому, зарядиться неуёмной энергией, которую те излучали во время игры. Лина верила, что и в жизни они такие же яркие и недосягаемые, как звёзды. Втайне от педагогов она с удовольствием слушала дарквейв, фолк, готик и даже немецкий индастриал, улавливая в тяжёлом звучании тонкую ауру мелодики, грустила под полюбившиеся песни, запоминала особо впечатлившие её цитаты и наигрывала фортепианные каверы: «Klavier», «Mein Herz brennt», «My immortal». Лёха частенько играл на акустической гитаре весёлые песенки из репертуара КИШа, вовсе не смущая Лину их дерзким содержанием. «На то они и рокеры-отщепенцы со сложным восприятием мира и протестом против всего благоразумного», — думала она, а потому предвкушала захватывающее приключение.

***

С одеждой Лина не заморачивалась, надела простенькие джинсы и малиновую толстовку с мордочкой Микки-Мауса. Волосы она тщательно расчесала и стянула в хвост на затылке, мазнула румянами по скулам, подкрасила губы розовым блеском: большего она себе позволить не могла — мать и так была на грани обморока: демонстративно охала, пила сердечные капли и подозрительно поглядывала на дочь, всем своим видом выказывая недовольство.

Лёха явился без опозданий в половине седьмого. Встретив парнишку на пороге, Марта сухо улыбнулась и прочла длинную напутственную речь. Перспектива, что Лина будет возвращаться домой ночью, ужасно огорчала её.

— Тётя Марта такая строгая, иногда я её боюсь. И как ты с ней ладишь? — посетовал Лёха, едва друзья покинули квартиру Альтман. — Если мы не вернёмся к десяти, дорога в ваш дом мне заказана.

— Не волнуйся, если что, я вступлюсь. Я давно уже свыклась с маминым характером. А далеко ехать?

— Не, четыре остановки по фиолетовой ветке вверх. Там у одного чувака на квартире вписка, сейчас расходятся уже, но мне сказали туда подойти.

— Вписка?! — ужаснулась Лина. — Вот так новости. А почему ты сразу не сказал, я бы оделась получше? К примеру, то самое розовое платье с кружавчиками. — пошутила она, и Лёха усмехнулся.

Друзья спустились в метро и остановились на платформе. В атмосфере витала напряжённость. Лина вздохнула и прикрыла веки, чувствуя, как приливает жар к щекам. «Танцор диско» — промелькнула мысль, так и не успев сформироваться в конкретный образ — шум приближающегося поезда выдернул её из состояния «орбитального полёта». «Что бы это значило?» — подумала Лина, входя за Лёхой в полупустой вагон и усаживаясь рядом, поодаль от пассажиров с плеерами и книгами на коленях.

— Ну, ты как? — спросила она, чувствуя волнение друга.

— Нормально, готов показать себя во всём колорите. Готов хоть до утра высекать искры на безладовом басу. У меня инструмент что надо — азиатский Ибанез. — Лёха бережно погладил гитару по зачехлённому грифу и улыбнулся.

Лина знала, как долго и упорно парень шёл к своей мечте, копил на Ибанез. Сейчас он держался молодцом, стараясь не выдавать волнения, рассказывал очередную институтскую байку, но голос его дрожал, а пальцы нервно отстукивали ритм.