Лекция длится целую вечность, а за ней ещё три. Четыре круга ада плюс семинар.

Надеваю куртку и выхожу на улицу. Глубоко вдыхаю морозный воздух. На улице начинает смеркаться. Вика задерживается. Успеваю притоптать выпавший снег на аллейке. Мимо проходит Лебедев с друзьями и подмигивает мне. Из-под шапки смешно торчит кудрявая челка. Хочется улыбнуться, но я сдерживаю порыв. Ещё примет улыбку за флирт, потом не отделаюсь. Кто знает, где он ещё член нарисует.

— Пока, малышка! Не забывай я настойчивый. — его дружбаны снова ржут и улюлюкают как стадо орангутанов.

Александрова появляется, когда я окончательно околела. Нужно было ждать её внутри, но старый корпус вызывает во мне отторжение. Глядя на него, я думаю, что иду не своей дорогой.

— Нас опять задержали, прости. Замёрзла совсем? — Вика берет меня за руку. — Почему перчатки не носишь? Руки ледяные

— Забыла. — улыбаюсь. В груди становится тепло. — Снег снова пошёл. Как думаешь, Новый год такой же снежный будет как в прошлом году? — на душе стало спокойнее, хочется беззаботно ловить снежинки, высунув язык, как в детстве.

— Вряд-ли. Скорее всего все растает. — мы шагаем в сторону остановки. — Что замутим? Ты же не будешь дома праздновать? У твоих же наверняка до последнего корпоративы, деловые ужины. Прикинь, ты такая же станешь.

— Сплюнь. Может в клуб пойдём? Теперь нас точно пустят. — смеёмся, вспоминаем, как на прошлое восьмое марта нас не пустили. Не помогли ни шпильки, ни слишком яркий макияж. Мы ели шаурму в ларьке за углом и придумывали обидные прозвища охраннику.

Только в моей памяти это воспоминание омрачено. Не знаю, помнит ли Вика. Мне неловко спрашивать.

Тогда отец вернулся домой на день раньше из командировки, обнаружил моё отсутствие и приехал за мной. Чуть ли не за шиворот засунул в машину. Позвонил родителям Вики и высокомерно отчитал их, за то, что они плохо ее воспитывают.

Это было ужасно. Потом я плакала, звонила Александровой, просила прощения. Отец настаивал на прекращении дружбы. Но тут я, наконец, проявила твёрдость. Викуся — мой подарок свыше. Она единственная, кто любит меня безусловно, и мама ещё, наверное.

Две остановки на метро, и мы стоим перед вывеской «Your fucking bar».

— Креативненько.

— А то. Я голодная как волк. — Вика смешно потирает ладони и пританцовывает на месте.

Зал все заполнен наполовину. На остальных столах стоят таблички «reserved». Девушка в чёрной рубашке указывает нам на небольшой круглый столик у окна. Довольно уютно, но слишком уж старательно пытались придать небрежности интерьеру. В Европе подобная обстановка выглядит менее нарочито. Мы были с родителями в Амстердаме в похожем месте.

Кухне могу поставить уверенную пятёрку. Очень вкусно.

— Теперь моё внимание полностью принадлежит тебе. Рассказывай про своего обжору. Ты где его подцепить успела?

Вика указывает на набитый рот. Жуёт. Делает глоток сока и приступает к рассказу. В этот момент я почти счастлива. Приятно расслабляюсь в тепле после мороза. Ем ароматный стейк с розмарином и хрустящим салатом. Потом мне принесут черничный пирог. Завтра суббота, и у меня только один семинар по английскому. Легкотня.

Пока Вика выбирает десерт, я отправляюсь в уборную.

Прохожу мимо барной стойки из тёмного дерева. Рядом с кассовым аппаратом висят пара милых постеров и несколько больших фотографий с открытия. Светловолосый парень рядом с Ксюшей, лучшей подругой Викиной сестры, — видимо владелец бара. Он обнимает её собственническим жестом за талию.