— Иди, проспись! — цежу я. Благо Мишку не так легко разбудить. Повозившись, он лихо переворачивается на другой бок и спокойно спит себе дальше. А Юра, психанув, уходит. Впрочем, даже пьяному ему хватает ума не грохать дверью. Прижимаю дрожащие пальцы к вискам. Пусть он что хочет делает, а я не могу прятать голову в песок, делая вид, будто ничего не случилось. Я прямо завтра поеду в лабораторию. Вот только непонятно, что делать, если вдруг окажется, что Мишка мне не родной. А если у меня его отберут? Боже! Ведь я понятия не имею, на чьей стороне закон в таких случаях! Что, если Мишку отдадут биологическим родителям? Что, если у каких-то чужих людей растет мой биологический сын? Истерика, над которой я с таким трудом обрела контроль, вырывается на волю.

Я вываливаюсь из детской, как пьяная, хотя вообще не пила сегодня. Захожу в спальню, не глядя на Юру, нахожу телефон и выхожу с ним на балкон, набирая номер, по которому я сто лет не звонила. Хоть бы Пятс его не сменил!

— Эльвира Валерьевна, ну ты вообще на часы смотрела? — раздается в трубке сонный голос с протяжным эстонским прононсом.

— Привет, Матиас… Извини, вопрос жизни и смерти.

С Матиасом мы одногруппники. Я так и не доучилась, а он, молодец, получил вышку и подался в бизнес, основанный еще его отчимом. С тех пор сеть принадлежащих их семье диагностических центров здорово разрослась и вышла далеко за пределы нашего края.

— Ну что там у тебя? Так и знай, я уже одним глазом сплю.

— Скажи, пожалуйста, насколько реален такой сценарий…

Сбиваясь и перескакивая с одного на другое, выкладываю Пятсу свою историю. Где-то на середине рассказа ко мне на балконе присоединяется Юра. Внимательно вслушиваясь, крутит у виска пальцем и отворачивается к морю, возвышаясь на фоне затянутого кобальтовыми тучами неба.

Матиас долго молчит. Что взять с эстонца?

— Ну?! — нетерпеливо подгоняю его. — Что скажешь?!

— Эля, если ошибка подтвердится — это охренеть каких масштабов ЧП.

— Думаешь, я этого не понимаю?! Лучше сориентируй, что делают в таких случаях!

Обычно спокойная, сейчас я с трудом контролирую голос.

— Понятия не имею. Мы с таким не сталкивались. Но по закону матерью является та, которая выносила ребенка. Поэтому, кстати, ваши женщины так боятся прибегать к услугам сурмам.

Я с шумом выдыхаю. Ноги подкашиваются. Не чувствуя холода, я опускаюсь в плетеное кресло. И без сил подставляю ветру лицо, чтобы он остудил кипящие в голове мысли.

— Что же мне делать, Пятц?

— Для начала выдохни и просто пересдай тест. А там уж будем разбираться по ходу дела.

— А если окажется, что мне подсадили чужой эмбрион? — Юра резко оборачивается. Смотреть на него страшно. Глаза горят, волосы всклочены, грудная клетка дергается, как будто он сейчас схлопочет инфаркт.

— Все будет зависеть от вас. Что вы решите? Станете ли поднимать кипиш, выяснять, что стало с вашими эмбрионами, обращаться в надзорные органы. И так далее. Но я тебе даю девяносто девять и девять десятых процентов за то, что до этого не дойдет. Такие ошибки исключены. Все процессы в лаборатории доведены до автоматизма, образцы тщательно промаркированы и…

— Когда я сдавал сперму, в лаборатории случилось короткое замыкание, — вдруг подает голос Юра. — Компьютер перезагрузился. Может быть… — он осекается, не в силах договорить, и со всей дури лупит кулаком в стену.

— Ну что ты делаешь? — чуть не плачу я, вскакивая с кресла. Ловлю его руку и, не отрывая трубку от уха, собираю языком выступившие на костяшках алые капли крови.

— М-да уж, Эля, — вздыхает Пятс, — умеете вы взбодрить. Давай, погребайте утром. Лично вами займусь. К девяти будет нормально?

— Да! Спасибо, Матиас.

— Давай, до завтра. Все будет хорошо, не накручивай себя попусту.

Рука с зажатым в ней телефоном безвольно падает вниз.

— Боже, Элька, ты прости меня, малышка. Прости…